Столыпин

«…Дорогая, глаза слипаются, утомлен, но боюсь новой забастовки и пишу. Вчера часа два просидел в Ртищеве и не дождался Сахарова, ночью вернулся в Саратов по тревожной телеграмме о том, что в Петербурге началась опять всеобщая забастовка. Какой ужас! Неужели я опять буду разобщен с тобою. Сегодня приехал Сахаров, он очень мил, говорит – что приехал помогать нам. Также говорит о том, что меня прочат в министры, а ты, душа, уже горевала. Слава Богу, мне никто ничего не предлагал, а уже газеты начали по этому поводу ругаться. Да минует меня чаша сия.

Целую, люблю, твой»

(Сидоровнин Г. П. А. Столыпин. Жизнь за Отечество. Саратов, 2002. С. 109–110).

Российский гранит сотрясается, надо что-то предпринимать. Но что? Земельная реформа? Ведь именно земельный голод – одна из первых причин сотрясения. Впрочем, этого уже мало, требуют политических свобод и участия общественности в управлении государством.

Витте вернулся из Америки, заключив Портсмутский мир с Японией, и считал себя в силах решить эти проблемы. Для начала – успокоить крестьян. Успокоить постепенно, чтобы пока не очень ослаблять общину. Власти колеблются: в результате немедленная реформа отклоняется, а принимается манифест об отмене с 1 января 1907 года выкупных платежей.

Снова пошли проекты, сомнения, иносказания. В результате проект главноуправляющего землеустройством и земледелием Кутлера, за которым стоял Витте, был свергнут всеми министрами как нарушающий принцип неприкосновенности частной собственности.

Сталкивались взгляды, велась борьба не только проектов, но и живых людей, желающих удержать свое положение, поставить на нужную карту. Неподвижный консерватизм был еще крепок. Даже А. В. Кривошеин еще неподвижен, хотя вскоре он полностью переменит взгляды.

18 октября 1905 года Александр Блок пишет такие строки:

Еще прекрасно серое небо,
Еще безнадежна серая даль.
Еще несчастных, просящих хлеба,
Никому не жаль, никому не жаль!

И над заливами голос черни
Пропал, развеялся в невском сне.
И дикие вопли: «Свергни! О, свергни!»
Не будят жалости в сонной волне…

И в небе сером холодные светы
Одели Зимний дворец царя,
И латник в черном не даст ответа,
Пока не застигнет его заря.

Тогда, алея над водной бездной,
Пусть он угрюмей опустит меч,
Чтоб с дикой чернью в борьбе бесполезной
За древнюю сказку мертвым лечь…

Эти стихи отражают страсти Пятого года. Черный латник – статуя на крыше Зимнего.

Правда, через два месяца Кривошеин в записке царю скажет: «Укрепление в сознании крестьянства понятия о неприкосновенности частной собственности здесь может быть достигнуто… посредством облегчения каждому члену общины выделиться из ее состава с участком надельной земли… Достаточно сделать крестьянина собственником, чтобы он осознал всю чудовищность экспроприации чужой собственности».

Столыпин еще губернаторствует, не ведает ничего о том, что его мысли выражаются другими людьми. До Николая II наконец доходит возможность иной аграрной политики, он начинает понимать, что община ограничена. Теперь и Витте приходит к осознанию необходимости крестьянской единоличной собственности. Он выступает перед Государственным советом, доказывает политические и экономические преимущества выхода из общины, торопит принять решение.

Госсовет – против, «против общей ломки крестьянского быта накануне созыва думы».

Витте нажимает, доказывает, что в Думе крестьяне будут увлечены авантюристами и за обещания прибавки земли пойдут на что угодно, поэтому нужно еще до Думы открыть им иную перспективу: независимую, отдельную, личную.

Вот-вот крестьянин станет из «полуперсоны» (Победоносцев) личностью?