Столыпин

В них вмешивается и генерал Трепов, дворцовый комендант, человек правых взглядов, как говорилось в левой печати, реакционер. Трепов тоже намеревается организовать чисто кадетское правительство и ведет с ними, кадетами, переговоры. Зачем убежденному монархисту, храброму до самозабвения, сотрудничать с партией, которая стремилась к конституционным свободам? Нет, он не изменил своим взглядам, не стал сторонником оппозиции. Его план был прост, как двухходовая комбинация. Для того чтобы помешать Извольскому и Столыпину в составлении жизнеспособной коалиции, он собирался составить однопартийный кадетский кабинет, который с первых же шагов должен был вступить в борьбу с верховной властью. Вместо гражданского мира – война. Это был бы конец всяким демократическим попыткам. И для установления порядка Трепов с помощью столичного гарнизона установил бы военную диктатуру.

Николай II, надо признать, тоже знал о переговорах своего дворцового коменданта с кадетскими лидерами. Он выбирал, что лучше.

Выбирали и кадеты.

Выбирала и история.

Как чаще всего бывает в таких случаях, ни одно ни другое направление не получило развития, а случилось нечто третье.

Дума приступила к обсуждению обращения к народу по земельному вопросу. Что должно было делать правительство? Допустить обращение? Запретить его? Но как запретить депутатам?

Пока же напряжение нарастало.

Столыпин встречался с Милюковым, обсуждал план создания думского кабинета на следующих условиях: назначение министров двора, военного, морского, иностранных и внутренних дел, должно остаться за царем. Милюков соглашался на все, кроме последнего. Столыпин доказывал, что кадеты не справятся с удержанием порядка и революционным движением. Милюков возражал: «Этого мы не боимся. Если надо будет, мы поставим гильотины на площадях и будем беспощадно расправляться со всеми, кто ведет борьбу против опирающегося на народное доверие правительства».

Напряжение делалось нестерпимым.

Смертельный пост

Сейчас мы знаем, чем закончились те попытки объединить противоборствующие силы. Ничего не вышло. Ничего. Сейчас мы тоже уповаем на консолидацию, на согласие во имя спасения многострадальной родины – и что же? Сильно ли мы продвинулись с начала века? Мы вглядываемся, вглядываемся вдаль, ожидая ответа…

Наконец противостояние правительства и Думы завершилось указом царя о роспуске Думы и об отставке правительства! Ни один из возможных вариантов не был осуществлен.

Николай II пошел по пути полумер, который в конце концов привел империю к катастрофе, а миллионы людей, в том числе его самого и Столыпина, к гибели.

Что означало распустить Думу? Первый шаг к отмене манифеста 17 октября? Возврат к феодальному правлению?

Все оппозиционные партии, вся интеллигенция, либеральная печать – были поражены.

Накануне указа Извольский и Столыпин решили, что в случае роспуска Думы они подают в отставку. Они не предполагали, что правительство уйдет вместе с депутатами.

Утром 9 июля указ был опубликован, а Таврический дворец занят войсками, не пропускавшими депутатов.

И что же? Вспыхнула революция? Народ возмутился? Нет, все спокойно. Несколько попыток демонстраций полиция легко пресекла. Государство показало свою силу.

Этим же указом Столыпин назначался председателем Совета министров.

Для того чтобы недавний провинциал, еще не вполне вписавшийся в столичную правящую группу, возглавил правительство, должны были быть чрезвычайные обстоятельства.

Столыпин вновь отказывался от поста. Он понимал, что останется один на один с неподъемными задачами. Нет, он не боялся проблем. Он принадлежал к тому типу героев, которых трудности только раззадоривают. Боялся Столыпин своих, петербургского политического класса, для которого он был чужаком и который был уязвлен назначением провинциала на высший пост.

– Нет, Петр Аркадьевич, – возразил Николай, – вот образ, перед каким я часто молюсь. Осените себя крестным знамением и помолимся, чтобы Господь помог нам обоим в трудную, быть может, историческую минуту (Федоров Б. Указ. соч. Т. 1. С. 230).

Царь перекрестил Столыпина и поцеловал.

Эта сцена напоминает почти семейную, в ней больше чувства, чем политических реалий.

Ее можно сравнить с братанием, целованием креста, то есть она уходит корнями куда-то глубоко во времена киевских князей и Святой Руси.

Но дело происходило не в Святой Руси, а в Российской империи. Разница огромная.

Только что наш герой был готов работать в коалиции и под началом оппозиционного деятеля; консерваторы видели в нем либерала, а отныне его судьба складывалась так, что он оказывался под огнем справа и слева. Для оппозиции Столыпин становился гонителем Думы, для правых – гонителем правоверного Горемыкина. Словом, с первого же дня новый глава правительства оказался в тяжелом положении. Но от должности он не отказался, принял ее при условии, что два министра, Стишинский и Ширинский-Шихматов, известные крайне консервативными взглядами, будут уволены. Конечно, условия были приняты.

Столыпин вошел в круг, откуда уже не было выхода.