Столыпин

Месяц назад, будучи министром внутренних дел, он говорил: «Мне рисуется волшебный круг, из которого выход, по-моему, такой: применять существующие законы до создания новых, ограждая всеми способами и по мере сил права и интересы отдельных лиц. Нельзя сказать часовому: у тебя старое кремневое ружье, употребляя его, ты можешь ранить себя и посторонних; брось ружье. На это честный часовой ответит: покуда я на посту, я буду стараться умело действовать старым».

И еще: «Власть не может считаться целью. Власть – это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка».

Итак, вооруженный этой простой, «кремневой» истиной, Петр Аркадьевич Столыпин встал на пост.

Задумывался ли он в те дни, чем это закончится? «Все наблюдатели единогласно отмечают редкое личное мужество П. А. Столыпина, спокойно входившего в середину бушующей толпы, не принимавшего никаких мер для охраны своей личности в то время, когда террор был в разгаре» (Цит. по: Рыбас С., Тараканова Л. Указ. соч. С. 59).

Он вышел не из губернской или земской России, как можно было бы предположить, судя по его послужному списку. Он вышел из катастрофы, он деятель чрезвычайного положения: или спаси, или погибни. Сперва он верил, что спасет, но с ростом сопротивления справа и слева, с ростом числа покушений на его жизнь он понял, что ему не суждено увидеть результата своих действий.

Однако в июле 1906 года Столыпин был полностью уверен в успехе.

Его нисколько не смутил протест кадетов, собравших в Выборге всех своих думских депутатов во главе с Муромцевым и обратившихся к народу с воззванием.

По Петербургу ходила шутка: «Поехали в Выборг крендели печь».

В воззвании правительство обвинялось в том, что оно преследовало Думу за ее требование принудительной экспроприации земли в пользу крестьян. Народ призывался не платить налоги, не давать новобранцев в армию. Это можно было рассматривать как призыв к революции.

Столыпин смеялся: «Детская игра!»

Он не стал всерьез преследовать авторов Выборгского воззвания, ограничился только формальным судебным разбирательством, в результате которого главные кадетские лидеры были лишены права участвовать в будущей Думе. (Правда, ни Милюков, ни Родичев по разным причинам не были в Выборге и этого права не лишились.)

Впрочем, кадетская акция на фоне последующих горячих событий выглядела действительно весьма скромной. Социалисты попытались организовать всеобщую стачку, вспыхнули восстания в Кронштадте, Ревеле и Свеаборге, – правда, и эти события не поколебали уверенности правительства. Никто не сомневался, что мятежи будут подавлены, а стачка провалится. «Аппарат власти функционировал точно», – пишет в своих мемуарах «На лезвии с террористами» А. В. Герасимов, начальник Петербургского охранного отделения.

Столыпин был осведомлен не хуже своего подчиненного. В те трудные дни его больше всего занимало формирование нового правительства и попытки все же ввести в его состав умеренную оппозицию. Несмотря ни на что! Он встречается с А. И. Гучковым и Н. Н. Львовым, которому хочет предложить портфель министра землеустройства, излагает им свои аграрные проекты, основанные на свободном выходе крестьян из общины.

Затем следует встреча Извольского с Милюковым. Но кругом отказ. Две недели переговоров, а коалиционный кабинет так и не создан. Вместо политических расчетов оппозиция руководствуется чувством обиды, раздражением, боязнью потерять престиж, войдя в правительство.

У Столыпина остается последний небольшой шанс – создать полностью кадетское правительство. Однако если вспомнить, как намеревался Трепов путем создания кадетского кабинета привести страну к диктатуре, то станет ясно: этот шанс не мог быть использован.

В правительство вошли два человека, даже не связанные с бюрократией, – князь Васильчиков, новгородский предводитель дворянства, и профессор Извольский, брат министра иностранных дел. Оба пользовались репутацией умеренных либералов, и Николай II с трудом согласился на их назначение.

Столыпину не раз пришлось сталкиваться с государем, обаятельным, упрямым, нерешительным человеком. Будучи монархистом, Столыпин должен был подчиняться. Будучи реформатором, он должен был спорить. Никогда между ними не было полного понимания.

И оба сознавали это.

В конце концов правительство худо-бедно было создано, огромная российская скрипучая телега двинулась дальше.