К полуночи все общие вопросы вроде бы решили, и я с чистым сердцем и гудящими ногами ушел в казарму покемарить причитающиеся мне четыре часа. Утром узнал, что пока я спал, на высшем уровне приняли решение в каждом подъезде казармы на входе поставить старшего офицера, не ниже капитана 3 ранга, дабы исключить просачивание матросов на улицу. Решение, прямо скажем, разумное. Матрос — организм непредсказуемый, выползает в самый ненужный момент, в самом ненужном месте, обязательно донельзя грязный и с дыркой на заднице. Хорошо, если не пьяный.
Естественно, сразу же я был послан проверять выполнение офицерами функций шлагбаумов. С ответственностью у старшего офицерского состава, несмотря на сильный мороз, все оказалось в норме. Во всех подъездах старшее офицерство вахту блюло свято. Мышь не проскочит. Я вернулся к дежурному по дивизии, доложил и получил милостивое разрешение прислониться к стенке в дежурке в ожидании новых команд. Где-то к одиннадцати позвонили из штаба флотилии и передали, что кортеж выехал к нам, в Оленью губу. И тотчас за этим раздался звонок от дежурного по бербазе, мол, из первой казармы левого подъезда туда-сюда шныряют моряки, а кавалькада должна подъехать именно к ней. Ходу машинам из Гаджиево до Оленьей — минут двадцать-двадцать пять, время есть; и дежурный по дивизии, сверившись со списком, выяснил, что дежурить в этом подъезде должен капитан 3 ранга Рожков. По всей видимости, он замерз и зашел в экипаж на первом этаже согреться. Получив приказ вытащить обмороженного офицера обратно на пост, я метнулся на улицу. Рожков и вправду продрог, сидел в Ленинской комнате, прислонившись к батарее, и смотрел телевизор. Выслушав меня, он коротко ругнулся, застегнул шинель и вышел. Так как с заданием я справился блестяще и в максимально короткие сроки, то было принято решение минут десять покурить в тепле, а уже потом лететь обратно с докладом.
По моим расчетам, принимая во внимание зимние дороги, ехать министру со свитой надо было еще минут пятнадцать. Тепло исключительно расслабляюще действует на организм военного, уже почти сутки упакованного в шинель, с повязкой на рукаве и кортиком сбоку. Прикипев к батарее, с окурком в зубах я ненадолго потерял ориентировку во времени и забылся. Через какое-то время внутренний служебный позыв встрепетнул меня, я одернулся, застегнулся и выскочил в подъезд. Вихрем пролетев мимо притоптывающего от холода Рожкова, я не обратил внимания на предостерегающий жест более бывалого военнослужащего и выскочил из казармы.
Бежать было уже некуда, да и незачем. Прямо передо мной, в двух метрах, тормозила черная «Волга». За ней еще пару «Волг» и целый караван «уазиков». На всякий случай я принял положение «смирно» и взял под козырек. Самый лучший вариант для военного — в безвыходной обстановке прикинуться пнем. «Волга» остановилась аккурат напротив меня. Дверь переднего сиденья открылась, из машины выскочил молодцеватый сухопутный полковник, оббежал автомобиль и открыл дверцу заднего сиденья. Оттуда сначала выпали две ноги с широченными алыми лампасами, а затем появился и весь министр обороны собственной персоной. В метре от меня, большой и грузный. Дмитрий Тимофеевич прищурился, огляделся вокруг. Кроме меня и полковника, ни одной живой души вокруг не было. Белоснежный снег, вымершие казармы. Из остальных машин никто не выходил, вероятно, ожидая общего сигнала. Министр еще раз огляделся, повернулся ко мне и протянул руку.
— Здравствуйте!
Вспомнив прошлый опыт, я напряг связки и гаркнул во всю лейтенантскую грудь:
— Здравия желаю, товарищ генерал армии! Дежурный по казармам лейтенант Белов. За время несения службы происшествий не случилось!
Министр кивнул, повернулся к полковнику и недовольно хмыкнул:
— Ну и что дальше?
Наверное, это и был сигнал. Из всех машин, как тараканы, поползли звезды, звезды, звезды. Много звезд, всех размеров и расцветок. А так как завет великого Суворова «Делай как я!» исключительно популярен среди командного состава, то все эти звездатые выстроились в очередь ко мне, повторить действия самого старшего начальника. Я как заведенный махал рукой и здоровкался без остановки. Генералитет жал мне руки, похлопывал по плечам, хвалил и пристраивался шлейфом к министру. Наконец, в общую струю попал какой-то местный адмирал. Сердечно тряся мою руку, с искреннейшей улыбкой до ушей он чуть наклонился ко мне и, продолжая жизнерадостно улыбаться, прошипел:
— Пошел отсюда на х.! Живо!
Раздумывать над словами флотского авторитета я не стал и, включив сразу третью передачу, рванул за угол здания, не снижая оборотов, к себе в казарму. Около часа я отсиживался в родном экипаже, поглядывая в окно на дорогу. Наконец министерский кортеж показал хвост, и я отправился к дежурному по дивизии для дальнейшего продолжения службы. Надежды на то, что мое знакомство с министром останется тайной, не оправдались сразу. Дежурный ехидно улыбнулся и посоветовал:
— Слушай, Белов, рекомендую правую руку недели две не мыть. Может, снизойдет что с небес.
После чего каперанг помолчал и взорвался: