Рядом с невестой стояло изящное и хрупкое чудо. Невысокая, божественно сложенная маленькая древнегреческая богиня с иссиня-черными, длинными и вьющимися волосами, талией, которую, казалось, он мог обхватить одной рукой, и грудью, на которую надо было либо не смотреть, либо просто убегать от соблазна положить на нее не только глаз, но и ладонь. Точеные, красивые черты лица и совершенно несвойственные брюнеткам огромные голубые глаза, от которых нельзя было оторваться, довершали ту картину, которая сразила офицера наповал. Звали эту прелестницу София, и, как потом оказалось, она была из Балаклавы, а предками ее и правда были грекиконтрабандисты, задолго до революции облюбовавшие эти берега. Во все последующие свадебные мероприятия, как в первый, так и во второй день, Сережа пребывал в полном ступоре. У него практически отказывала речь, когда он встречался взглядом со свидетельницей, его бросало то в жар, то в холод, и вдобавок ко всему во всех движениях появилась доселе никогда не посещавшая его медвежья неуклюжесть, которая более всего досаждала невесте, пару раз чуть не лишившейся подвенечного платья. Сергей влюбился моментально, бесповоротно и навсегда. Столь странное поведение Шадрина в разгар праздника осталось незамеченным молодой семьей Копайгорцев, но на второй день это уже бросалось в глаза. Но Сергей на все вопросы Игоря и Кати ничего путного не отвечал, невнятно мычал, ссылаясь на оглушающую жару и волнение, связанное со столь ответственной ролью свидетеля, исполняемой им впервые в жизни.
А чудесная гречанка Софи, которой подруга Катя представляла лучшего друга своего мужа в самых положительных красках, была крайне разочарована немногословным и шарахающимся от нее при каждом удобном случае богатыре. Так прошло несколько мучительных для Сергея дней, в течение которых он так и не решился толком поговорить с Софией, отделываясь рублеными односложными фразами на все ее попытки его разговорить, матерясь про себя, но все равно теряя дар речи при каждом ее повороте головы в свою сторону. Тем не менее через несколько дней он собрался с духом, когда они собрались на даче устроить ему прощальный вечер с шашлыками, совершенно не надеясь на удачу, опустив глаза в землю и мгновенно вспотев, попросил у нее адрес, чтобы потом написать с Севера. К его изумлению, София охотно и сразу его дала без обычного женского лукавства и игры. На самом деле, немногословный и явно чем-то смущенный здоровенный красавец все же понравился девушке, которая, не поняв сразу причин его такого странного поведения, осталась заинтригованной и загорелась разгадать эту загадку, пусть даже путем переписки.
Сразу после торжеств Шадрин заторопился домой, на самом деле разрываясь от желания остаться и боязни снова оказаться в роли немого идиота. Верх взяло второе, и Сергей отправился отдыхать домой на Волгу. Обладая аналитическим складом характера, офицер всю дорогу пытался понять, почему его, в общем-то компанейского и общительного человека выбило из колеи и превратило в тупого забитого увальня абсолютно мимолетное знакомство. Для проверки собственных сил Шадрин за сутки, проведенные в поезде, нешуточно обаял красивую и зрелую попутчицу, от которой потом еле избавился, попросту сбежав от нее на Курском вокзале. Уже дома, в течение всего отпуска, он еще пару-тройку раз целенаправленно и всегда успешно покорял окружающих его женщин, в конце концов, придя к пугающему выводу, что только при мысли об одной Софии у него мгновенно начинают дрожать руки и потеть спина, наряду с полной потерей речи и возможности трезво мыслить.
Приехав на Север, Шадрин в первую же неделю настрочил Софии три огромнейших письма, совершенно абсурдных по содержанию. Неплохо владея языком устным, Сергей оказался совершенно неспособен доверить бумаге те слова, которые так и бурлили в его пораженном чувствами мозгу. В итоге все его письма напоминали песню технически образованного акына, волей судьбы заброшенного в далекое Заполярье, и были наполнены огромным количеством специальных терминов, которые совершенно невероятным образом вписывались в описания северной природы, погоды и грибных «пастбищ» Заполярья. Вообще, письма были до такой степени странными и неординарными, что, получив их в далеком Севастополе, София, явно не доросшая еще до таких высот владения эзоповым языком, ничего толком не поняла и вначале даже решила не отвечать на письма человека, с каждым разом казавшегося ей все более странным. Но, поразмыслив неделькудругую, решила все же написать, хотя бы ради приличия.