Самое смешное, что сам командир, несущий вахту в центральном посту, хлещет его в открытую (на то он и командир, необсуждаемая персона), но он же может спуститься со скуки на ПУ ГЭУ с кружкой в руке и начать нас сношать по полной за такую же кружку, причем стоя на такой же вахте. Командиру и штурманам можно, они же кораблем управляют, а мы так… сбоку припека с двумя ядреными котлами. Да и бог с ними, с люксами этими, это у них снобизм играет, мол, мы адмиральские погоны с детства во сне видели и трусы расцветки военно-морского флага еще в школе носили! Все равно, как авария, так только механики всю эту братию из говнища-то и вытаскивают, и, слава богу, не все люксы — высокомерные болванчики.
08.40. Чаю мы все же попили. Арнаутов тоже как-то неправильно позавтракал, а потому припер на пульт пакет пряников еще из береговых припасов, собранных женой. Пряники хранились грамотно, не засохли до состояния булыжников и были восприняты нашим маленьким коллективом благожелательно. Перекусили, попили. Не помогло. Мигун, кажется, так и задремал с недоеденным пряником в кулаке, меня же сон окончательно не уложил, а вогнал в состояние нирваны, когда вроде бы вокруг все видишь, все слышишь, все понимаешь, но как бы и не присутствуешь. Арнаутов как старший на пульте и ответственный офицер с дремотой боролся всеми силами, то роняя голову на грудь, то с видимым усилием поднимая ее снова в вертикальное положение. Словом, бил поклоны пульту. Вот таким манером мы и несли вахту. Никто нас не проверял, мощность и ход не меняли, никаких телодвижений в ЦП не наблюдалось. Так, в бессознательном положении, прерываемая только получасовыми докладами в центральный, и протекла наша утренняя вахта.
11.00. «Каштан» прокашлялся и призвал: «Первой смене вставать! Умываться». С этой командой встали и мы. Заполнять журналы. В этом, кстати, есть великая сермяжная хитрость — заполнять журналы не в течение вахты, как положено, а в конце. Если, не дай бог, что-то случится, можно будет постфактум заполнить журнал так, чтобы происшествие серьезным людям из береговых органов было представлено в «правильном» свете. Пока заполняли журнал, долго смеялись над Мигуном. Мефодьич мичман был заслуженный, немолодой, до подводных лодок лет двадцать протрубил в гражданском флоте, и по причине заслуженного для подводника возраста (за сорок лет) был подвержен сонливости, особенно по утрам. Самое веселое было то, что команда его не разбудила, но, видимо, в сонном организме внешние звуки что-то затронули, и Мигун начал во сне быстро перебирать ногами, как метко выразился Арнаутов — «сучил ножками». И наряду с этим физическим упражнением Мефодьич начал усиленно разминать пряник, уже третий час как зажатый в ладони. Вдоволь наржавшись над неосознанными действиями мичмана, мы, наконец, его растолкали, вручили голяк и предложили убраться на пульте перед сменой, так как руки у него были сильными, и бедный пряник в процессе разминания раскрошился минимум на полметра вокруг.
11.40. Первая смена уже построилась на развод. Самое дурацкое время — это обед. Первая смена уже пообедала. Сейчас, по идее, обедает вторая смена. Но они улеглись спать только в начале девятого, и поднять их на обед не очень благодарная работа. Большинство второй смены, как правило, обед просто херят, предпочитая поспать лишний час. А наша смена должна смениться, быстро пообедать и в 12.30 уже мчаться обратно по боевым постам, по тревоге. То есть, объясняя простым человеческим языком, на то, чтобы сполоснуться, пообедать и перекурить у моей смены максимум полчаса, и это при условии, что заступивший вахтенный офицер не будет сильно выпендриваться в ЦП и произведет смену быстро и без проволочек.
12.05. Смена пришла. Бузичкин снова помят со сна, как пергамент. Обед естественно, проспал. Снова не дожидаясь команды, несусь в 5-ис отсек. Интересно, какой же такой умелец придумал этот распорядок, когда на обед при выполнении всех команд остается 10–15 минут. Даже в наших могучих Уставах ВС, кажется, оговаривается гораздо большее время. Успел облить лицо водой, ударным темпом проглотить первое, второе и салат. Но курить пришлось уже при прозвучавшей тревоге.
— Учебная тревога! Для осмотра кабельных трасс, трубопроводов забортной воды и средств регенерации!