Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания

— Не пы-ытайтес-сь сопротивлят-ться органам общественного правоопоряд-дка, товарищ лейтена-а-ант. Вы не поним-мает-те.

Белов, видимо, балансирующий в душе между законопослушанием и справедливостью, завидев своего могучего «казачка», облепленного эстонскими милиционерами и чувствуя на себе двенадцать пар глаз, ждущих его решения или приказа, ощутил неимоверный стыд. Он вдруг понял, что перед ним враг, и этот враг хочет забрать его матроса, и тот потом всю жизнь будет помнить, что его отдали каким-то эстонским ментам, просто так, даже не попытавшись отстоять. И осознав это, лейтенант моментально принял решение без оглядки на все возможные последствия.

— Это ты не понимаешь капитан. Со мной нас здесь тринадцать. Стрелять ты не посмеешь, а разогнать здесь всех мои бойцы смогут на раз, козел. — Белов уже не просто говорил, а шипел дрожащим голосом, сжимая и разжимая кулаки.

— Моряки к бою! Будем прорываться! Ремни снять!

Услышав, наконец, внятную и понятную команду, Микола напрягся и, вывернувшись, бросил обоих милиционеров на асфальт. Матросы сразу же как-то сами по себе замкнули круг, в центре которого оказались Белов и эстонские милиционеры. Наступила полная тишина. Толпа, стоявшая вокруг, как будто онемела, а матросы, повыдергивав ремни из брюк, намотали их на руки, получив сразу двенадцать убойных предметов уличной драки с ударной частью в виде латунной пряжки. Матросы и в гражданской жизни, как и большинство советской молодежи, милицию особо не жаловали, а уж в такой ситуации, получив законный приказ, были совсем не прочь посчитаться за прошлые обиды.

— Мы сейчас уйдем, капитан. Если ты будешь нас задерживать, мы будем отбиваться. А если толпа полезет вам помогать, то это уже будет избиение военнослужащих гражданскими населением при попустительстве и даже активной поддержке милиции. Тебе такое надо?

Капитан, за эти пару минут заметно утративший невозмутимость, видимо, сообразил, что события пошли не по запланированному сценарию. Забитые и безвольные, по его представлению, матросы во главе с «зеленым» лейтенантом, неожиданно проявили твердость и решимость и, судя по всему, были абсолютно готовы пойти на все, чтобы уйти без потерь. Но просто так отпускать их было стыдно.

— Лейтена-а-ант. Под суд пойде-е-ешь…

Белов усмехнулся.

— Ага. Дождался. Ты найди нас сначала. Моряков тут навалом.

Микола внезапно подумал, что в словах его лейтенанта есть резон. Еще в Гаджиево им всем в приказном порядке поменяли ленточки на бескозырках с «Северного флота» на «Военно-морской флот», а больше отличий от балтийцев матрос и не видел. Капитан, видимо, что-то решил для себя и нехотя выдавил всего одну фразу:

— Ну-у-у… иди-ит-те… иди-ит-те. Дал-ле-еко не уйдет-те.

Лейтенант повернулся к матросам.

— Товарищи матросы, на сегодня увольнение закончено. Мы возвращаемся в часть.

И напоследок, наклонившись к капитану, командир отсека нагло блефанул.

— Капитан, ты не вызывай толпу своих сразу. У меня на остановке весь оставшийся экипаж нас дожидается. Пока твои приедут, нас тут человек сто будет. Будь здоров!

Сквозь уже изрядно поредевшую толпу расступившихся гражданских, группа прошла быстрым шагом, но как только место столкновения скрылось из виду, лейтенант скомандовал:

— Бегом марш на остановку! Прыгаем в первый же транспорт, который идет в город.

К счастью, вся группа успела вскочить в отходивший трамвай, который, громыхая, минут за десять довез их до города. Микола заметил, что покусывающий губу его командир отсека то и дело оглядывается назад, но погони, похоже, не было. Что там перемкнуло в голове капитана милиции, неясно, но подмогу он не вызвал и план «Перехват» объявлять не стал, видимо, допетрив своим сепаратистским умом, что силовые акции против Вооруженных сил СССР все же проводить еще рановато. Естественно, увольнение было завершено досрочно, и на ближайшей электричке Белов повез всех обратно в Палдиски. Но когда поезд тронулся, лейтенанта, видимо, отпустило, и чтобы раннее возвращение в казарму не показалось подозрительным, он вывел всех в Кейле, где они и вкусили мороженого и местных сосисок с тушеной капустой. Перед окончательным отъездом в Палдиски Белов взял с матросов честное слово, что о происшедшем они никому, даже своим, рассказывать не будут. Моряки пообещали и, к удивлению даже самого Миколы, о событиях в парке Кадриорг не распространялись, хотя удивляться, наверное, и не стоило. Почти все, кто был в этом увольнении, были турбинистами, из первого дивизиона, и подставлять своего лейтенанта, не побоявшегося конфликта с милицией, не хотели, а стукача среди них не нашлось.

На память о культурных и воспитанных эстонцах у Миколы остались лишь неприятные воспоминания и небольшой шрам под волосами.