Читаем Стоп дуть! Легкомысленные воспоминания полностью

Каждое построение увольняемых, стараниями нашего заместителя начальника факультета по учебной части Сан Саныча Плитня, превращалось в небольшой, но яркий моноспектакль, правда с участием всего «зрительного зала», то есть нас, а потому засыпаться из-за мятой формы и неподбритого затылка очень не хотелось. В процессе подготовки мой друг и боевой товарищ Валера Гвоздев, в этот день уезжавший к какой-то девчушке в Инкерман, предложил встретиться в воскресенье и съездить к одним нашим общим знакомым, поздравить их с юбилеем свадьбы. Я грешным делом об этой их дате забыл, но сразу согласился. Капелька, надо отдать ей должное, совершенно серьезно считала, что каждому мужчине в этой жизни необходима определенная порция свободы даже от самой любимой женщины, а потому я был уверен на все 100 %, что ничего против того, что я ее покину в воскресенье не вечером, а в обед она иметь не будет. Да к тому же плотским страстям Капелька всегда предавалась так самоотверженно и фанатично, что уж если заводилась, то до самого утра, и на следующий день спала минимум до обеда, да и потом ходила сонная и томная чуть ли не до ужина. И наличие нового белья вкупе с шампанским, предполагало именно такой кордебалет, который мог продлиться при самом стыдливом и скромном варианте минимум до первых лучей утреннего солнца. Словом, договорились мы с Валеркой встретиться в начале третьего, сразу после того, как катер привезет на Графскую увольняемых из училища, прямо там, на площади Нахимова, у стоянки такси. Порешив на том, мы добросовестно отстояли построение и разъехались каждый в свою сторону.

Как раз перед этим была выдача денежного довольствия, а так как я получал гораздо больше других по причине своего бывшего сухопутного сержантства, то экономить не стал и сразу на Графской влез в такси и рванул к дяде Гене на Летчики. Вообще цены тогда были демократичные, и от Графской на Летчики доехать стоило ровно один советский неконвертируемый рубль. Уже через полчаса я переодевался у Отдельновых дома, а любопытная тетя Зина выговаривала мне за то, что редко заезжаю, а если и прихожу, то сразу сбегаю неизвестно куда. Я каялся, как мог, постаравшись объяснить, что мол, дело молодое, и сбегаю я не просто куда попало, а практически к будущей невесте.

Тетю Зину это удовлетворило, и окончательно успокоив ее обещанием познакомить со своей девушкой в самое ближайшее время, я так же стремительно покинул их гостеприимный дом. До площади Макарова, где обитала Капелька, я добрался на троллейбусе, прикупил у какой-то бабушки три красивые бордовые розы, которые Капелька ставила выше все остальных существующих цветов, и направился в ее логово. Капелька ждала меня при полном параде, что в данном случае, конечно, отражало ее личное видение парада как такового, ну и с самого порога начала, следуя аналогии, «прохождение торжественным маршем».

Подробности ужина и всего за ним последовавшего я стыдливо опущу, упомяну лишь о том, что в эту ночь Капелька до такой степени превзошла все свои прошлые подвиги на фронте всеобъемлющей любви, что проснулся я лишь около двенадцати часов дня, что для меня было нехарактерно, и с ее тонюсенькими трусиками, натянутыми мне на шею наподобие галстука.

Пробуждение было не столь тягостным, сколь просто тяжелым. Как известно большая любовь не признает одновременно с собой большую пьянку, что Капелька поняла твердо и давно. Поэтому утренняя побудка для меня была абсолютно непохмельная, а, скорее, напоминала медленный и тяжелый отход ото сна грузчика, разгрузившего накануне вагонов шесть кирпичей. Сама Капелька, розовенькая и свеженькая, как неоперившийся подросток, мило посапывала рядом, ничем не напоминая ту ненасытную женщину, которая терроризировала мой растущий курсантский организм до семи утра. До встречи с Гвоздем, оставалось еще два часа, и я, приняв душ, и немного приободрившись, сотворил себе неплохой кофе, всегда водившийся у Капельки благодаря ее благоустроенным родителям, прозябавшим, кажется, в «Курортпродторге».

Устроившись на кухне, на удобной кушетке, я дымил любимым «Родопи» и прикидывал, что бы такое купить нашим юбилярам, дабы одновременно и не разориться на месяц вперед, и не ударить лицом в грязь. Мысль как-то не шла, и поглядев на часы, я решил, что времени осталось как раз на то, чтобы еще на полчасика прижаться к утренней Капельке, а уж потом вместе с Гвоздем решать насчет подарка. Появившуюся было шальную мысль, что неплохо бы сначала съездить к Отдельновым переодеться, а уж потом ехать на Графскую, я отбросил сразу, лишь посмотрев на раскинувшуюся в постели бесстыдницу Капельку.

Через час я с блаженным видом уже стоял на троллейбусной остановке. Капелька с честью выполнила свой «интернациональный долг», даже не открывая глаз и только помурлыкивала от удовольствия. Прощание было недолгим, но наполненным эмоциями и закончилось моим обещанием не теряться надолго и очередной ненавязчивой попыткой Капельки всучить мне ключи от ее квартиры.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1941. Победный парад Гитлера
1941. Победный парад Гитлера

В августе 1941 года Гитлер вместе с Муссолини прилетел на Восточный фронт, чтобы лично принять победный парад Вермахта и его итальянских союзников – настолько высоко фюрер оценивал их успех на Украине, в районе Умани.У нас эта трагедия фактически предана забвению. Об этом разгроме молчали его главные виновники – Жуков, Буденный, Василевский, Баграмян. Это побоище стало прологом Киевской катастрофы. Сокрушительное поражение Красной Армии под Уманью (июль-август 1941 г.) и гибель в Уманском «котле» трех наших армий (более 30 дивизий) не имеют оправданий – в отличие от катастрофы Западного фронта, этот разгром невозможно объяснить ни внезапностью вражеского удара, ни превосходством противника в силах. После войны всю вину за Уманскую трагедию попытались переложить на командующего 12-й армией генерала Понеделина, который был осужден и расстрелян (в 1950 году, через пять лет после возвращения из плена!) по обвинению в паникерстве, трусости и нарушении присяги.Новая книга ведущего военного историка впервые анализирует Уманскую катастрофу на современном уровне, с привлечением архивных источников – как советских, так и немецких, – не замалчивая ни страшные подробности трагедии, ни имена ее главных виновников. Это – долг памяти всех бойцов и командиров Красной Армии, павших смертью храбрых в Уманском «котле», но задержавших врага на несколько недель. Именно этих недель немцам потом не хватило под Москвой.

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / История / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Капут
Капут

Том 5 (кн. 1) продолжает знакомить читателя с прозаическими переводами Сергея Николаевича Толстого (1908–1977), прозаика, поэта, драматурга, литературоведа, философа, из которых самым объемным и с художественной точки зрения самым значительным является «Капут» Курцио Малапарте о Второй Мировой войне (целиком публикуется впервые), произведение единственное в своем роде, осмысленное автором в ключе общехристианских ценностей. Это воспоминания писателя, который в качестве итальянского военного корреспондента объехал всю Европу: он оказывался и на Восточном, и на Финском фронтах, его принимали в королевских домах Швеции и Италии, он беседовал с генералитетом рейха в оккупированной Польше, видел еврейские гетто, погромы в Молдавии; он рассказывает о чудотворной иконе Черной Девы в Ченстохове, о доме с привидением в Финляндии и о многих неизвестных читателю исторических фактах. Автор вскрывает сущность фашизма. Несмотря на трагическую, жестокую реальность описываемых событий, перевод нередко воспринимается как стихи в прозе — настолько он изыскан и эстетичен.

Курцио Малапарте

Военная документалистика и аналитика / Проза / Военная документалистика / Документальное
Вермахт «непобедимый и легендарный»
Вермахт «непобедимый и легендарный»

Советская пропаганда величала Красную Армию «Непобедимой и легендарной», однако, положа руку на сердце, в начале Второй Мировой войны у Вермахта было куда больше прав на этот почетный титул – в 1939–1942 гг. гитлеровцы шли от победы к победе, «вчистую» разгромив всех противников в Западной Европе и оккупировав пол-России, а военное искусство Рейха не знало себе равных. Разумеется, тогда никому не пришло бы в голову последовать примеру Петра I, который, одержав победу под Полтавой, пригласил на пир пленных шведских генералов и поднял «заздравный кубок» в честь своих «учителей», – однако и РККА очень многому научилась у врага, в конце концов превзойдя немецких «профессоров» по всем статьям (вспомнить хотя бы Висло-Одерскую операцию или разгром Квантунской армии, по сравнению с которыми меркнут даже знаменитые блицкриги). Но, сколько бы политруки ни твердили о «превосходстве советской военной школы», в лучших операциях Красной Армии отчетливо виден «германский почерк». Эта книга впервые анализирует военное искусство Вермахта на современном уровне, без оглядки нa идеологическую цензуру, называя вещи своими именами, воздавая должное самому страшному противнику за всю историю России, – ведь, как писал Константин Симонов:«Да, нам далась победа нелегко. / Да, враг был храбр. / Тем больше наша слава!»

Валентин Александрович Рунов

Военная документалистика и аналитика / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное