Stop me, Legolas (СИ)

Мы миновали множество разрушенных тоннелей. И теперь нам остается лишь смотреть на темный и, кажется, абсолютно пустой Ортханк. Но так кажется лишь сначала. Я чувствую Тьму, которая поселилась в этих стенах. И меня выворачивает от нее наизнанку.

— Саруман уже не кажется таким мерзким, — неожиданно произносит Мерри, смотря на башню. Его бы уверенность раздать всем рохирримам. А то выглядят они так, словно пришли на собственную казнь. Хотя, думаю, их понять можно. Не каждый день приходится считать своим врагом того, у кого когда-то спрашивал мудрого совета.

— Неужто? — отзывается Митрандир, смотря на хоббита из-под кустистых бровей. — Впрочем, это твое дело. А мне надо нанести ему прощальный визит. Это опасно, может быть бесполезно, но необходимо. Если хотите, можете сопровождать меня. Но будьте начеку. Сейчас не время для шуток.

— Для шуток нет места уже давно, — отстраненно произношу я. Саруман был мудрым и сильным магом, которого слушались многие, я бы даже сказала, что все. Сейчас же его уста могут изрекать лишь ложь и злые приказы. Яд льется с его губ. — Не слушайте то, что он будет говорить, если появится, конечно. Его голос — это его главная сила.

— Цветочек, твои познания об этом волшебнике удивляют, — конь Леголаса останавливается возле меня. А гном не упускает возможности что-то сказать. После случая в Хельмовой Пади у меня совершенно нет желания хоть с кем-то разговаривать. Да, я смущена, признаю.

— Приходилось его видеть пару раз, — вглядываюсь в темные окна Ортханка. На балконе тоже пусто. Он трус, который забился в самый дальний угол и не желает выползать наружу. Любая крыса поступила бы именно так, если бы была окружена оравой голодных и злых кошек.

Двадцать семь широких ступеней отделяют нас от входа в Ортханк. Всего двадцать семь жалких ступеней и ворота отгораживают Сарумана от нашей ярости, которую он пробудил в нас своим нападением на Рохан. Не думаю, что когда-либо ему будет прощен этот поступок. Только не этими людьми, которые познали боль и страдание, которые проливали кровь из-за прихоти белого мага.

Оставив лошадей возле ступеней, мы все вместе поднимаемся по ним. Мерри с Пиппином удобно устраиваются на нижних ступеньках, мы же встаём неподалеку от них, всматриваясь в высокий балкон, выполненный из черного камня. Тишину мрачной башни разрывает звонкий стук. Гэндальф с холодным спокойствием на лице ударяет своим жезлом по мощным воротам Ортханка.

Не сказала бы, что нас встречают с распростёртыми объятиями. Грима не горит желанием нас впускать, а его хозяин никак не объявляется, что изрядно выводит и меня, и всех остальных из себя. Даже Митрандир начинает хмурится, вглядываясь в черные пропасти окон.

Но, как говорится, все старания не пропадают даром. Спустя некоторое время наш слух улавливает мелодичный и завораживающий голос. Он заколдовывает и будто окутывает своей манящей пеленой. Никогда в жизни я не слышала голоса более чарующего, чем этот. Даже эльфийские голоса по сравнению с ним кажутся нелепыми и грубыми. Кажется, что я готова забыть о том, зачем мы здесь собрались. Хочется лишь одного — слушать его целую вечность, внимать ему и повиноваться.

Вовремя осекаюсь, стараясь вернуть себе былой контроль над разумом. Не раз я слышала о силе голоса Сарумана Белого. Многие говорили, что к его словам не просто хочется прислушиваться, их хочется выполнить немедленно, чего бы это не стоило. И вот сейчас я понимаю, насколько легко Саруману собрать армию, которая будет его слушаться.

— В чем дело? — всего лишь спрашивает голос. — Почему нарушаете мой покой? Неужели не оставите меня в покое ни днём, ни ночью? — если я скажу, что не услышала в этих словах и капли злости, то преуменьшу. Сейчас эти речи принадлежат больше заботливому отцу, который делает выговор любимому чаду, но никак не волшебнику, который обратился во Тьму и служит ей. Неустанно слежу за балконом и замечаю, как на него выходит высокая фигура, облаченная в одежды, которые при каждом движение меняют цвет. «Его больше нельзя назвать Белым», — подсказывает мое подсознание. Больше подойдёт Бесцветный.

— Ну подойдите же, — продолжает мелодичный голос. — Гэндальфа я знаю слишком хорошо и не надеюсь, что он пришел за помощью и советом. Но ты, Теоден Могучий, Король Рохана, достойный сын Тенгеля Прославленного! Почему ты не пришел ко мне раньше, почему не пришел как друг? Я хотел видеть тебя, самого могучего из правителей Запада, чтобы предостеречь от чужих советов, злобных и неразумных. Но и сейчас не поздно, — вкрадчиво произносит Саруман, смотря исключительно на правителя Рохана. — Я готов забыть обиды, нанесенные мне воинами Рохана, потому что хочу спасти тебя от гибели на неверном пути, выбранном тобой. Ибо только я могу спасти тебя.

Замечаю растерянность во взгляде короля Теодена. Как и у его воинов. Складывается ощущение, что сейчас, после той ужасной битвы в Хельмовой Пади, они снова готовы поверить Саруману. Это просто невозможно! Неужели они не видят, насколько сильно прогнила его мудрость?!