Кухня похожа на склад. Островком порядка выглядит стол, на котором стоит открытая банка кильки и початая бутылка «Столичной». Мужчина смотрит на неё с почтением.
— Я за рулём, — отвечаю уклончиво.
— А я, пожалуй, да, — он наполняет стакан на треть и вливает его себя одним ровным артистичным движением. — Радость у меня. Дочку замуж выдаю.
— Я, собственно, как раз по этому поводу…
Из за стены слышен звонкий женский голос с оттенками визгливости. Женщина кого-то сурово распекает.
«Второй секретарь райкома партии», вспоминаю. Такие должности по блату не получают. Особенно женщины.
Мужик еще может сделать карьеру как хороший собутыльник, балагур и подхалим. От женщины ждут, что она будет пахать за себя и за «того парня». В результате наверх пробиваются «железные леди», которые не щадят ни себя ни окружающих.
— Обожди пока, — пояснят мужик, важно подняв палец, — Светлане Юрьевне телефонируют. Может, всё таки выпьешь? Дочка у меня замуж выходит.
— Так я же…
— Брезгуешь?! — произносит он с нажимом.
— Миша, с кем ты там говоришь?!
Мужик жестом фокусника прячет бутылку между ящиками и панибратски мне подмигивает.
— Пошли!
Гостинная обставлена с претензией на роскошь. Под потолком люстра на пять ламп с хрустальными висюльками. На стене латунная чеканка с профилем кавказской красавицы. Под ней цветной телевизор «Рубин», накрытый кружевной салфеточкой.
Невеста свежая и крепенькая как сыроежка. С круглым лицом, вздёрнутым носиком и россыпью едва заметных веснушек. Мама похожа на неё, как яблоко из той же корзины. Она основательней, плотнее, раздалась в кости.
У матери высокая причёска в стиле народной артистки Людмилы Зыкиной и плотно сжатый в строгой, чуть брезгливой гримасе рот. У дочки модная стрижка до плеч с весёлыми кудряшками и слегка растерянная улыбка.
Они обе сидят на самых кончиках своих обтянутых кожзамом кресел и внимательно смотрят на меня.
— Вот! — Михаил хлопает меня по плечу, так что я с ускорением влетаю в комнату, едва не роняя очки, — музыкант от Рихтер.
— Фотограф, — поправляю, — от Леман. Альберт Ветров.
— Сколько вам лет, молодой человек? — с ходу спрашивает мать невесты.
— Какая разница, — удивляюсь, — не я ведь женюсь.
— А вы, я смотрю, юморист, — она поджимает губы.
— Я в газете работаю, — говорю, — мне доверяют и сложную технику и серьёзные темы. Да, я молод, но этот недостаток со временем пройдёт. Молодым везде у нас дорога.
Со стороны может показаться, что я нарываюсь. На самом деле нарывается Светлана Авдеева. С первых слов становится понятно, что она так и будет стараться меня прогнуть, пока я не сорвусь. Чем больше уступаешь, тем сильнее будет давление.
— Вы ведь осознаёте ответственность? — важно сообщает она. — Думаете, что справитесь?
— Вот, поглядите фото, — протягиваю ей папку.
Её тут же перехватывает дочь и углубляется в снимки. Судя по румянцу на щеках, ей нравится.
— Мам, — говорит она, — посмотри! Можно тоже к реке поехать…
— Надеюсь, на этот раз обойдётся без пошлости, — даже не поворачиваясь в сторону дочери, заявляет Авдеева.
— Фото делались по заявке райкома партии, — говорю. — Одобрены на самом высшем уровне.
— Вы очки снимите, — говорит мама невесты, — всё-таки в помещении находитесь. Или у вас молодых так сейчас принято, со старшими не считаться?
Снимаю очки. Сам себя со стороны не вижу, но будущая невеста звонко ойкает.
— Производственная травма? — сухо интересуется Авдеева.
— Несчастный случай.
— Вы мне своим видом всех гостей распугаете, — говорит она, — польза от вас сомнительная, а вреда много. Думаю, мы прекрасно обойдёмся и без вас.
— Ну мама?! — будущая невеста в ужасе.
— Что, мама! — повышает голос Авдеева-старшая, — Я уже двадцать лет, как мама! Платье из Белоколодецка закажи… Под боян им скучно, музыканта найди… теперь ещё фотограф понадобился… А люди что скажут на его рожу глядючи?! Шпана шпаной! В ЗАГСе вас заснимут, как положено, а дальше разберёмся. Дядя Вадим вас отснимет, у него фотокамера есть!
— Да у дяди Вадима на фотографиях людей от подсолнухов отличить нельзя! — чуть не плачет девушка
— А с чего ты взяла, что этот лучше снимает?! — не отступает мать, — картинки кто хочешь принести может.
Моё присутствие при этом разговоре никого не смущает.
— Так бесплатно же! — высказывает последний аргумент дочь.
— А пои-корми? — парирует мать, — вози везде… а спросить потом будет нечего. Скажет «не получилось», и взятки гладки.
— Не скажу, — встреваю, — я отвечаю за свою работу.
— Молодой человек, — я снова слышу в голосе Авдеевой визгливые нотки. — Мы передумали. Можете быть свободны.
— Эх, бабы, — заявляет Михаил, провожая меня по коридору ко входу, — Семь пятниц у них на неделе. То надо… то не надо… А, может, ты всё-таки выпьешь? — оживляется он, — работать-то уже не нужно?!
Дверь захлопывается за спиной сыто и решительно. Пружинный замок клацает, входя в паз. Мой первый блин оказался комом, съёмка сорвалась не начавшись. Это не просто отказ.