Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2

Единственная нить, которая связывает меня с реальностью, это бубнящая в коридоре радиоточка. Я слушаю «Радионяню», потом «Вести с полей». Узнаю, что овощеводы области опережают график, а вот Телепенский и Берёзовский районы в числе отстающих. Наверно поэтому был грустен Молчанов, хотя я его с другим выражением лица ни разу и не видел. А, может, он мне померещился во сне.

Воспоминания потоком врываются в голову. Люди, фамилии, события… Женька Ковалёв, фотограф Митрич, «гламурная мымра» Людмила Леман из Кадышевского универмага, легкомысленная невеста Татьяна Авдеева, драка на пристани и удар ножом в грудь, словно вишенка на торте.

— Не помню, — говорю, — нож помню, того, кто бил — нет.

— Не помнишь, с кем подрался? — с иронией переспрашивает капитан Грибов. — Настолько пьян был?

Для него суровый медперсонал сделал исключение. Более того, подозреваю, что моё заключение в «одиночной палате» — его рук дело. Решил изолировать меня на всякий случай, хотя бы до момента, когда можно будет допросить. На беседу наш разговор похож мало.

Зато я узнаю, как оказался в больнице и почему вообще остался жив. Мне повезло дважды.

Убийца оказался криворуким. Может, его кто-то вспугнул, а может не хватило навыков, но дело своё он сделал на от###ись. Нож уткнулся в ребро, скользнул в сторону и распорол мне бок.

Плохо, что я и так нетвёрдо держался на ногах. От удара упал и вырубился. К утру имел хорошие шансы загнуться от потери крови.

Нашла меня Лида Лиходеева. Шла ко мне «поскрестись в окно» чтобы вызвать на разговор и наткнулась на тело возле калитки.

Капитана можно понять. Насильственные преступления в Берёзове если и случаются, то исключительно на бытовой почве и даже раскрытия не требуют. А тут, мало того, что «тяжкие телесные», практически покушение на убийство. Так ещё и целая детективная история.

— Я не дрался, — терпеливо объясняю, — я домой шёл. Он даже разговаривать со мной не стал. Ударил ножом, и всё.

— Он? — цепляется Грибов.

— Может, и она, — соглашаюсь, — просто не женское это дело, в людей по ночам ножами тыкать.

Грибов с сомнением качает головой, видимо, в его практике случалось разное.

— И почему я должен тебе верить? — спрашивает он, — У тебя алкоголя в крови больше, чем эритроцитов. Ты сейчас от похмелья, небось, сильнее, чем от раны страдаешь. Джинсы на тебе опять же не в универмаге купленные… Мария Эдуардовна на такие полгода работать должна, это, если вы оба с ней всё это время кушать не будете.

— К чему вы клоните, Сергей Игнатьевич, — спрашиваю, — я пострадавший или обвиняемый? Или, может, ножом я себя тоже ткнул?

— Сам, не сам, — прищуривается капитан, — но ты мог с плохой компанией связаться. Не поделили что-нибудь, тебя и приголубили дружки. А ты сейчас их выгораживаешь… хотя я тебя предупреждал…

— Я на свадьбе был, — говорю, — в Телепне. Фотографировал, материал собирал на будущее и руку набивал. Бесплатно, между прочим, по знакомству. Можете у Жени Ковалёва спросить, он со мной был. Выпил пятьдесят граммов за здоровье молодых. Домой сам добрался, не дебоширил, вёл себя прилично… А джинсы носить советскими законами не запрещается!

— Спокойнее, Ветров, тебе доктор волноваться запретил, — сбавляет тон Грибов, — спросили уже у приятеля твоего, Ковалёва. И с Авдеевой связывались, она тоже твои слова подтверждает и характеризует тебя с самых наилучших сторон. Прям, на амбразуру за тебя грудью готова, — хмыкает он, — в жизни не видел от неё такой горячности. Даже приехать собралась, если надо будет показания давать.

Такое чувство, что Грибов изображает хорошего и плохого полицейского, только за неимением помощников сам играет обе роли.

— Хоть что-нибудь ты помнишь? — участливо спрашивает он, — одет он как был?

— Обыкновенно, — говорю, — штаны, рубаха… не голый же. Если б голый был, я б точно такое запомнил.

— Шутишь? — качает головой капитан. — Это хорошо. Значит, на поправку идёшь.

— Да не видел я ничего, — поясняю, — я на свету стоял, он в тени. Я его увидел, только когда он двинулся.

— И что, так прямо сразу и ударил? — уточняет Грибов. — Молча?

— Сразу.

— Странно это… Нетипично…

Видя моё удивление, он поясняет.

— Приятель твой, Ковалёв говорит, что у тебя с собой рюкзак был. Так вот, его рядом с тобой не нашли. Получается, что это ограбление. Сначала твою фотолабораторию обворовали, потом тебя ограбили. Очень странные дела вокруг тебя творятся, Алик.

Потеря рюкзака сразу окрашивает мои мысли в чёрные тона. В нём лежало всё моё оборудование: камера Зенит-Е, штатный объектив «Гелиос», совсем недавно купленный «Мир-10», дорогущий экспонометр «Ленинград-6». Когда я перечисляю Грибову список потерь, то от злости в горле ком встаёт.

Вот уж действительно «всё, что нажито непосильным трудом». В фильме эта фраза, почему-то звучит смешно, но я сейчас прекрасно понимаю несчастного стоматолога Шпака.

— И на сколько это всё примерно потянет? — спрашивает капитан.

— Могу точно сказать, — говорю, — у меня по большинству позиций чеки сохранились.