Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 2

— Кровушки ты потерял изрядно, — качает он головой, — хорошо, что у нас запас был. Сделали переливание, и вот уже как новенький. А так… пугать не хочу, но до Белоколодицка могли и не довезти. Считай, в рубашке ты родился, Алик Ветров. Так что недельки две ты у нас поваляешься как миленький. И это только в лучшем случае.

Надеюсь, где-то внутри, что главврач сгущает краски. Обычная врачебная тактика, чтобы пациент не спорил и выполнял их указания. И всё равно внутри гуляет неприятный холодок. Спасибо, что система центральных районных больниц, которую активно станут «убивать» после «Перестройки», сейчас работает.

После визита Мельника я окончательно убеждаюсь, что нахожусь на особом счету. Отдельную палату ещё можно списать на случайность. Может быть, в Берёзове проживают исключительно здоровые люди и в больницу здесь попадают крайне редко.

Но то, что моим лечащим доктором оказывается сам главврач, говорит об особом контроле. К сожалению, никаких привилегий мне это не даёт.

Единственное, что приносит мой ВИП-статус, это относительную свободу. Точнее, мне она без надобности. Сам я до сих пор встаю с трудом. Зато ко мне пускают без ограничений. Как и положено для больного, все мне что-то несут.

Сначала ко мне забегает Женька и приносит мне книги. «Заповедник гоблинов» Клиффорда Саймака из наших стратегических запасов, и «Три закона роботехники» Айзека Азимова.

— В Снегирёвке лежало, — хвастается он, — Они её в учебную литературу запихнули, думали, что там задачки по кибернетике.

— Сам нашёл? — удивляюсь.

— Твоя «страшная тётка» наводку дала, — говорит Жендос. — Когда тебя отмазывали.

— В смысле «отмазывали»?!

— В милиции решили, что ты подрался с кем-то, — рассказывает приятель, — Причём сначала, что со мной! А у меня ещё башка трещит с утра, ничё не соображаю. Рассказываю про свадьбу, вижу — что не верят. Хорошо, что не забрали сразу.

Никаких подтверждений тому, что мы вчера были, на свадьбе у Женьки не было. Свидетели, которые довезли нас до его дома и видели мою уходящую в ночь фигуру, проживали в Телепне. Как с ними связаться, Жендос не знал.

Так что он сел на мопед и погнал в Кадышев к заведующей универмагом. Людмила Леман не только позвонила Авдеевой, но и сама помчалась в Берёзов.

— У неё «Волга» белая, прикинь! — таращит от восторга глаза Женька, — А сиденья в ней красные, кожей обтянутые.

Для Женьки это верх элегантности и роскоши, да и я понимаю, насколько не стыкуется такой автомобиль со скромной должностью заведующей магазином в райцентре. Непроста Людмила Прокофьевна, ой непроста.

Побывав и в больнице, и в райкоме, Леман умчалась обратно, напоследок дав Женьке несколько адресов книжных магазинов. Бизнес есть бизнес, и он стал крутиться без меня, чему я очень рад.

— Рюкзак твой нашёлся, — радует он меня ещё больше, — оказывается он там же всё время и лежал возле забора. И как его сразу не заметили?

— Лиходеева отыскала?

— Откуда знаешь?!

— Я её попросил, — говорю, — чтобы посмотрела внимательнее. Глазастая какая.

После Женьки приходит мама. Она приносит целый кулёк крупной южной черешни, за которую, на рынке, наверное, отдала половину своей зарплаты. Этим вызывает у меня ещё один укол внезапно проснувшейся совести.

Мама трогает мне зачем-то лоб. Радуется, что я чувствую себя лучше, требует, чтобы я хорошо кушал и тактично удаляется при появлении Лидки: «Вы молодые, не буду вам мешать».

Акции Лиходеевой выросли в маминых глазах до невиданных высот.

Лиходеева приносит колбасу. Одуряющий запах разносится по больнице и, кажется, даже опережает её появление. Когда Лидка возникает в проёме двери, за её спиной мелькают силуэты медработников, которые идут за запахом, словно дети за гаммельнским крысоловом.

По лицам видно, что им очень хочется изъять «передачку». Или как водится у медперсонала, выступить посредниками, которые собирают со всех посылок для бесправных пациентов свою законную виру. Только непонятный статус, высокопоставленные посетители и личное участие в моём лечении главврача останавливает их.

— Угощайся, — она раскладывает на моей тумбочке газету и на свет божий появляются бутерброды с сервелатом.

В этот момент я понимаю, как сильно проголодался.

— Ты даже похудел, — Лиходеева садится на край кровати, — хочешь, я тебя покормлю?

Всё это напоминает мне больше не заботу о больном, а какую-то эротическую фантазию. Но разве это повод отказываться?

— Знаешь, — говорю, — отличная идея. А то даже пальцы дрожат от слабости, вдруг уроню ценный продукт.

Лиходеева протягивает мне бутерброд.

— Открывай ротик… — входит она в образ, — вот так… умничка. Теперь ещё кусочек… А теперь за маму…

— Ой, я не вовремя, — раздаётся от входа, — Я попозже зайду…

У двери стоит пунцовая от смущения Подосинкина. Она застала меня прямо с бутербродом во рту. На неё красное платьице в белый горох, кажется то же самое, что я видел на редакторше в первый день нашего знакомства. Сейчас её физиономия практически сравнялась и ним по цвету.

— Профодите, — говорю с набитым ртом, — Мафина Вифторофна. Не стефняйтесь.