— На съёмки, — говорит Игнатов. — Заодно Николаича поведаю. Профессора Аникеева, — поясняет он, натыкаясь на мой непонимающий взгляд. — Я у него в студенческие годы практику проходил. Правда, он тогда аспирантом был. Что он, всё такой же бородатый?
— И даже ещё больше, — говорю. — Чтобы понять древнего человека, надо выглядеть как древний человек.
Владлен посмеивается, но, похоже, не от радости. Скорее у него это нервное. По Игнатову заметно, что он чувствует огромное облегчение от того, как складывается ситуация.
В уме перебрал уже все возможные варианты: скандал, развод, крах карьеры, публичный позор. После ощутил объём дерьма, которое готово свалиться на Орловича. И в итоге такое облегчение, возможность, в принципе, сухим из воды выйти.
Ну а мне-то что? Я не полиция нравов и не комитет по этике.
— Вот только домой ко мне заскочим? — говорю. — Мне аппаратуру взять нужно.
— Без проблем, — говорит Игнат. — Только ты дорогу покажи, а то хрен его знает, куда мы тут заехали.
К месту встречи у фотоателье мы всё-таки опаздываем минут на пять.
Профессор Аникеев приветствует Игнатова крепким рукопожатием, погружается с ним в какую-то долгую запутанную беседу об издании археологического сборника и поддержке этой темы по партийной линии.
Мне, вылезающему с переднего пассажирского сидения он удивляется до крайности. Ситуация, как в анекдоте «не знаю, кто он такой, но у него сам Брежнев за шофёра». До «дорогого Леонида Ильича» Игнатов не дотягивает, но на уровне района, фигура значительная.
— Добрый день, уважаемые. Добро пожаловать, — выходит к нам из ателье Митрич.
Я смотрю на пожилого фотографа и вижу его словно в первый раз. Ботинки Митрича вычищены так, что в них можно смотреться, а на плечах надет тёмный пиджак с орденскими планками.
Моих скромных познаний хватает только на то, чтобы различить орден Красной Звезды и ещё Отечественной войны, хотя наград значительно больше.
Митрич шагает к нам, гордо и воинственно, топорща усы.
— Профессор Николай Николаевич Аникеев и инструктор обкома партии Владлен Игоревич Игнатов, — представляю я мужчин. — А это мой наставник Степан Дмитриевич…
Понимаю, что я даже не в курсе, какая у Митрича фамилия, но в данном случае прекрасно обхожусь и без неё.
— Хорошую смену растите, Степан Дмитриевич, — заявляет Игнатов. — Талантливого парня подготовили.
Митрич заливается краской от удовольствия.
— Стараемся, — говорит он. — Да Алик, он сам больше… Голова у него светлая.
— Ну надо же, — удивляется Аникеев. — Я, оказывается, с местной знаменитостью связался. А я и не подозревал, что ты настолько популярен.
— Вот, — говорю, — даже из областного центра приезжают, работы мои обсудить.
Киваю при этом на Игнатова.
— Ладно, — говорит Игнатов, слегка меняясь в лице. — Хорошо с вами, но пора. Мне ещё пять часов отсюда до дома добираться.
— А где находки-то? — спрашиваю Аникеева, когда Владлен садится в машину.
— Сейчас подвезут, — говорит он. — Я автобус в сельпо отправил сухим пайком закупиться. Завтра в дорогу, полевой сезон заканчивается.
Его слова отзываются в сознании неожиданной грустью. Сегодня «слоны» окончательно доделают крышу, опустеет археологический лагерь и закончится мой недолгий курортный роман, первый в этой новой жизни.
— Да вот и они, — говорит Аникеев, так и не давая мне толком погрузиться в раздумья.
Со стороны рыночной площади к ателье подкатывает пучеглазый ЛиАЗ — почтенный труженик советских автомобильных дорог. С тяжёлым, усталым вздохом раскрывает дверь, и оттуда весёлой шумной гурьбой вываливаются девчонки.
Первой выходит Надя и повисает у меня на шее, никого не стесняясь.
Жигули Игнатова выруливают со стоянки, проезжая мимо нас. За лобовым стеклом я вижу его улыбающуюся физиономию, смотрящую на нас с Надей.
Такое ощущение, что он уличил меня в чём-то и теперь крайне доволен этому обстоятельству.
Может быть даже, учитывая наши фиктивные отношения с Кэт, Владлен теперь считает, что взял надо мной некий реванш. Ну, или мы, по крайней мере, квиты.
Да ну и пусть. Я, если честно, почти сразу забываю о его отъезде, едва пижонский автомобиль скрывается за поворотом.
Профессор Аникеев улыбается, словно очень молодой начинающий Санта-Клаус, сделавший мне неожиданный подарок. Сходство подчёркивает покрасневший кончик его носа.
Я невпопад думаю о том, что припасённый Митричем коньяк окажется, кстати.
— Вот, напросились, — говорит Аникеев. — Сказали, что помогать будут и без них ничего не получится.
— Зато с ними всё очень хорошо получится, — подтверждаю я серьёзным видом, на что Аникеев очень солидно кивает.
— Ну что же мы здесь столпились, — спохватывается Митрич. — Пойдёмте уже, я чайник поставил.
Они почти сразу уединяются в каморке, так что моя идея похвастаться перед профессором своей техникой терпит фиаско. Зато у девушек телеобъектив вызывает невероятный восторг.
— Ой, а можно подержать? — просит Надя.
— Только не урони, — говорю, передавая камеру.
— Тяжёлый, — сообщает она.
Юлька, самая наглая из троицы, проводит по телеобъективу подушечкой пальца и задумчиво прикусывает губу.