Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3

Весёлого старлея, который занимается делом Терентьева, на месте не обнаруживается. Подёргав деревянную, покрашенную унылой «половой» краской дверь, я убеждаюсь, что кабинет закрыт.

— Молодой человек, тут очередь, — слышу сзади надтреснутый женский голос.

Оборачиваюсь.

На откидном стульчике, как в кинотеатре, ютится дама с аккуратно уложенной высокой причёской неестественно морковного цвета. На лице застыло выражение высокомерия и ненависти к окружающим, которое бывает только у тюремных надзирателей и школьных завучей.

Дамской корме тесновато в узком стуле, от этого её настроение лучше не становится.

Рядом с ней, вытянув тощую шею и сдвинувшись на самый краешек, сидит оболтус, года на три младше меня с бледнеющим и ушедшим в желтизну фингалом под левым глазом.

Чуть дальше по коридору вижу мужика в свитере с охотничьим ружьём в брезентовом футляре и напряжённого вида худую женщину средних лет, со стопкой тетрадных листов, исписанных от руки.

— А когда он подойдёт? — спрашиваю, игнорируя её замечание.

— Вы, что, не слышали? — она повышает тон, в котором звучит профессиональный металл. Точно завуч.

— Я не по вызову, я из газеты «Шит и меч», — поясняю, — делаю материал о профилактике правонарушений среди подростков. Это ваш сын? Как он докатился до такой жизни? Виноват недостаток внимания в семье или тлетворное влияние улицы?

— Это мой племянник, — поджимает губы дама.

— Можно я вас сфотографирую? Вы такая типажная!

— Нельзя! — взвизгивает она.

На визг из соседнего кабинета выглядывает нужный нам старлей. Через приоткрытую дверь слышны стрёкот пишущей машинки и звонкие девичьи голоса.

Окинув посетителей тоскливым взглядом, старлей идёт к нам.

— Тут к вам из газеты, — мстительно заявляет тётка, очевидно, не поверив ни единому моему слову.

— Да знаю я, — кивает тот, — заходи.

***

— Как нельзя забрать заявление? — изумляюсь я. — А если я к этому гражданину больше никаких претензий не имею? Помирились мы, он свою вину признал и честно мне пообещал, что больше так не будет? Зачем же мне ему жизнь портить?

— Мало ли что вы там помирились, — сурово говорит мне старший лейтенант, — думаешь, вам тут игры «хочу — обвинил, не хочу — передумал»? По делу уже проведена оперативная работа, оно готовится для передачи в суд… Раньше надо было спохватываться.

Вся оперативная работа была проведена буквально у меня на глазах после того, как этот самый, сидящий передо мной старлей получил от начальства бодрящего пинка.

Всё моё знание о жизни сейчас подвергается суровому испытанию. Как это «нельзя забрать». Всегда был уверен, что если потерпевший отказывается от своих показаний, то всё дело разваливается, и «зло торжествует победу».

Сейчас понимаю, что это знание было почерпнуто в основном из телефильмов, причём, далеко не всегда российского производства.

— А что в таком случае можно сделать? — спрашиваю.

— Ничего, — разводит он руками, — ты же тут правдолюба из себя изображал. По вызовам ездить обещал, и что?

Мне до его морализаторства дела нет, поскольку прекрасно понимаю его причины. Дело практически закрыто, готовая «палка» в отчёт поставлена, а тут срывается всё из-за чьего-то своеволия.

— Так испугался я, — говорю, — у этого Терентьева, знаете, покровители какие оказались! А то вы не в курсе, кто тут со мной в прошлый раз разговаривал? Сами же из кабинета вышли, присутствовать не стали! Я своё дело сделал, девушку от хулигана защитил. Дальше — сами. Без меня.

Старлей хмурится. Визит советника прокуратуры он, конечно же, помнит. Не самое рядовое событие в его милицейских буднях. Да и вряд ли он слышал, о чём мы говорили. За такое по голове не погладят.

Вот и выходит, что эти два события: «дело Терентьева» и визит шишки из прокурорских связать - легче лёгкого.

— Посиди здесь, — бросает мне он, выходя из кабинета.

Я в отличие от него излишней тактичностью не страдаю и сразу после его ухода подхожу к двери и прислушиваюсь, ловя звуки милицейского райотдела.

Нифига. Видимо, к начальству советоваться пошёл. Возвращает лейтенант слегка взмыленным и покрасневшим, словно в бане вынырнул из парной.

— Что же ты сразу не сказал, что тебя из обкома сюда направили? — спрашивает он.

«Игнатовская Волга», - доходит до меня. Кто-то уже оповестил местное руководство, какой автомобиль меня привёз. В отличие от простых смертных, они, наверное, ещё и номера все знают. Чья колесница небожителей с каким номером катается. Так что моего попутчика идентифицировали влёт.

— Вот пиши, — кладёт он передо мной лист бумаги и ручку, — «Прошу уголовное дело в отношении гражданина Терентьева В. А. прекратить в связи с примирением сторон…»

— Вы же сказали «нельзя», — удивляюсь.

— Забрать нельзя, — морщится он, — а написать «заявление в отказе от претензий», можно.

— А в чём разница?

— Слушай, не умничай, а? — злится лейтенант, — ты дату внизу поставил? Подписывай и можешь быть свободен.

Копию я, понятное дело, на руки не получу. Надо было писать под копирку, проложив между листиками тонкую, угольно-чёрную бумажку. Но я не волнуюсь.