Стоп. Снято! Фотограф СССР. Том 3

Со стороны это, должно быть, выглядит странно. Худой парень, практически подросток, сидит за одним столом с двумя взрослыми солидными дядьками и диктует им свои условия.

Но дядькам не до смеха. И сами они сейчас, мягко говоря, не в том положении, чтобы раздумывать о своей солидности.

И снова я убеждаюсь, что был прав, дав Игнатову соскочить. Сейчас он практически на моей стороне. Более того, с интересом наблюдает за моими действиями, словно за шахматистом, который разыгрывает эндшпиль, убирая фигуры противника с доски одну за другой и загоняя короля в угол.

— Во-первых, Афанасий Сергеевич, — говорю я, — вы снимите работу с конкурса. Думаю, вы сделали бы это и сами, без моих слов. И можете мне ничего не объяснять. Я не требую, чтобы вы заявляли эту фотографию под моим именем, и прекрасно понимаю, что поезд на эту тему ушёл. Даже опровержения в журнале не потребую. Хотя стоило бы. Будем считать, что вы уже получили таким образом свою минуту славы.

— Но как я её сниму? — лепечет Орлович. — Там же жюри, там оргкомитет, серьёзные люди!

— Это не моя забота, — говорю. — Скажете, что по ошибке отправили чужой снимок, что модель несовершеннолетняя, что она подала на вас заявление за домогательство.

Я вижу, как округляются глаза Орловича, и хлопаю его по плечу.

— Шучу я, Афанасий Сергеевич. Но смысл от этого не меняется. Фотографии на конкурсе быть не должно. Вы поняли меня?

— Понял, — кивает Орлович.

— Но это не всё, — говорю я. — Вы должны организовать мне персональную выставку фоторабот. В «стекляшке». Только я — Альберт Ветров, и никого другого. На открытии должны быть все местные мэтры фотографии. С вас хвалебная речь и блестящая рецензия.

— Невозможно, — качает головой Орлович. — Я ведь не руковожу этим, это не в моей компетенции. Ты не понимаешь…

— Это вы не понимаете, — повторяю. — Я не спрашиваю, возможно это или нет. Я говорю, что вы это сделаете. Договаривайтесь, обещайте… Используйте свою репутацию, в конце концов, пока она у вас ещё есть.

— Это шантаж! — блеет Орлович.

— Ни в коей мере, — отвечаю я. — Всего лишь компенсация морального вреда. Моей фотографии не будет на выставке в Москве. Её не увидят тысячи людей в столице, как сами вы мне сказали, так пускай посмотрят в Белоколодецке. А что касается хвалебных рецензий, то вам ведь, правда, понравились мои работы, иначе вы бы их не крали.

Орлович смотрит на Игнатова, но тот в этот момент увлечённо изучает рисунок на обоях.

— Хорошо, — кивает Орлович. — Но ты пойми, дело это не быстрое…

— Конечно, — соглашаюсь. — Мне тоже надо подготовиться. Давайте запланируем её где-нибудь в сентябре на второй неделе. Прекрасное время, вы не находите?

«Стекляшкой» в народе называют большой выставочный зал в самом центре Белоколодецка. До того, как в городе появились свои частные галереи, это, пожалуй, единственное место, где выставляются художники и фотографы. Попасть туда сложно, но я думаю, что Орлович лукавит. В его нынешнем положении и с его знакомыми в этом нет ничего невозможного.

Вон, один из них в кресле сидит и задумчиво головой покачивает. Явно оценивает мой список требований на предмет реалистичности.

— Это, — говорю, — то, что касается меня. Но вы забыли о девушке, которая изображена на этом фото. Своим дурацким и подлым поступком вы подарили ей надежду.

— Она и так прославилась на всю страну, — бурчит Орлович.

— Но она не станет победительницей, — говорю я. — А её фото не будет висеть в фойе ЦК ВЛКСМ. Она не станет новым символом юности и надежд.

Говоря это, я откровенно издеваюсь над Орловичем.

— Вы же понимаете, как сильно вы виноваты перед ней?

— И что ты мне прикажешь делать? — начинает злиться Орлович. — Лично принести извинения, пасть к её ногам?

— Она мечтает поступить на актёрский факультет в училище искусств, — говорю я. — Лида Лиходеева из Берёзова, в августе приедет подавать документы. В ваших интересах исполнить её мечту.

— Но какое я имею к этому отношение? – недоумевает Орлович. — Владлен, ну скажи же ему!

— Знаешь, Афанасий, — Игнатов отрывается от созерцания извилин на туркменском ковре. — Если хочешь знать моё мнение, то ты ещё легко отделался. Так что соглашайся и звони уже в этот чёртов оргкомитет. А то не дай бог фотографии распечатают раньше срока, и весь Союз узнает о твоём идиотизме!

Орлович сдувается и кивает с видом побитой собаки.

— Так как все наши договорённости устные, я прошу Владлена Игоревича выступить в качестве их гаранта. Не откажите в любезности, — говорю, — присмотрите за тем, чтобы Афанасий Сергеевич выполнил свои обещания. А то, когда он занимается самодеятельностью, это плохо заканчивается.

Игнатов снова кивает, подтверждая наше триединое джентльменское соглашение.

Орлович понимает, что крышка ящика, в который я его загнал, захлопнулась. Если мне он мог наобещать всё что угодно, наврать с три короба, а потом сказать, что я его не так понял, «и вообще такой взрослый, а в сказки веришь», то теперь с такими гарантиями обещание придётся выполнять.