Стопа бога

Видя, как сестра, вынужденная делать всё преимущественно одной рукой, устраивает табурет на его кровати, Дима разозлился ещё больше. Аня готовилась выслушать очередную отповедь, однако брат просто замкнулся, не сказал ни слова. Отбросив трость, встал возле окна – назло себе и остальным отказывался отдохнуть после долгого пути. Уж лучше бы он разразился привычной тирадой.

К десяти часам вернулся Максим. Принёс бесформенные жутковато-серые свитера, налобный фонарик, новые батарейки для фонарика, оставшегося от Зои, дождевики, баночки репеллента и сразу шесть литровых бутылок воды.

Ужинать спустились на первый этаж и ели в полном молчании, даже не обсуждали предстоявшую вылазку. Только слушали, как из дома через дорогу доносится заунывное пение мантр, судя по всему, записанное на плёнку и теперь зацикленное в бесконечном повторении.

Из гостиницы Аня и Максим вышли в полночь. Дима стоял возле окна, уткнувшись в телефон, и не ответил, когда сестра с ним попрощалась. Аня даже подумала остаться с братом, опасаясь, что он сделает что-нибудь глупое, например, попробует тайком увязаться за ними, но потом увидела, как Максим закрывает дверь на ключ, и отчасти успокоилась.

Фонарики поначалу не включали. Они помогли бы миновать камни и выбоины, но одновременно с тем лишили бы общего обзора, а Максим боялся заплутать на поселковых улочках. Темнота, едва разбавленная лунным светом, пугала непроглядностью, однако глаза постепенно привыкли к ней и научились различать общие контуры дороги. Аня шла осторожно, строго следуя за Максимом, в точности повторяя его витиеватую траекторию.

Ночь обманывала и потому таила опасность. Мох на камнях казался мягким песком, скрипучая галька – грязью, листья превращались в лоскуты влажных тряпок. В такой путанице можно было не рассчитать следующий шаг, угодить в глубокую лужу – промочить кроссовки или вовсе подвернуть ногу.

Максим заранее расспросил хозяина гостиницы о горной тропе, поэтому шёл, в общем-то, уверенно, лишь иногда останавливаясь на перекрёстках. Подсвечивал фонариком указатели, поставленные тут для паломников, и без сомнений следовал нарисованным на них стрелкам.

Далхуси уже остался позади, но поблизости ещё долгое время попадались разукрашенные беседки, деревянные павильоны и настилы с тряпичными навесами. В паломнический сезон они круглые сутки жили торговой жизнью, предлагали отдохнуть и перекусить, а сейчас стояли в кромешном запустении – заколоченные или частично обвалившиеся.

При луне удавалось рассмотреть лишь основание ближайших гор. Пик Адама, как и прочие вершины, уходил в глубь чёрного бугристого неба, и Аня не могла даже представить, насколько долгим будет восхождение. Знала, что их ждёт утомительная череда пяти с половиной тысяч ступеней, но вскоре убедилась в относительном значении этого, казалось бы, точного числа: и сами ступени попадались гигантские, до полуметра в высоту, и промежутки между ними порой растягивались на десятки, а то и сотни шагов.

Аня с Максимом полностью оделись ещё в гостинице и теперь поплатились за это – быстро взмокли на подъёме и должны были раздеться. Спрятали свитера и дождевики в однолямочный рюкзак Максима – свой рюкзак Аня оставила в номере, – однако тут же угодили в мягкое облако дождевого буса, то переходившего в едва различимую влажную пыль, то крепнувшего до настоящей мороси. Пришлось вновь натягивать дождевики, а следом поддевать и свитера из-за усилившегося ветра. Левый рукав Аня поначалу держала пустым, а теперь, сняв поддерживающую косынку, продела в него загипсованную руку.

– Уверена? – спросил Максим.

– Да. Так удобнее.

То и дело встречались аляповатые и в ночной темени зловещие статуи Будды. Некоторые были подсвечены прожекторами, отчего, как ни странно, становились ещё более пугающими. Аня предпочитала держаться от них подальше, равно как и от громоздких изваяний Ганеши. Самый большой Будда – глянцевый, с розовыми губами и надменно-полузакрытыми глазами – лежал на боку перед парадными вратами. Именно здесь, на высоте сотни пройденных ступеней, было торжественно обозначено подлинное начало горной лестницы.

Чем выше они поднимались, тем более запущенной оказывалась тропа. Ступени оставались такими же массивными, способными в ширину вместить не меньше семи человек, однако среди них всё чаще попадались проломленные, вздыбленные, а порой и вовсе расщеплённые в мелкую дресву.

Аня, поворачивая голову, выхватывала из мрака раззявленные пасти брошенных павильонов, деревянные остроги туалетных кабинок и рекламные растяжки, давно отсыревшие и теперь висевшие нелепой ветошью. Одинокими надолбами возвышались алтари с керамическими божками и подставками для благовоний.