Стопа бога

Вскоре они уже стояли на подступах к горному монастырю, венчавшему Шрипаду и охранявшему отпечаток стопы – просветлённого Будды, бога Шивы или прародителя всех людей Адама. А монастырь оказался на удивление убогим, невзрачным. Будто жилой квартал, вырванный из бетонных трущоб и наскоро, почти небрежно брошенный на вершину одной из самых высоких гор Шри-Ланки.

Ни храмов, ни изваяний. Только задраенные и сейчас пустовавшие коробки одноэтажных зданий, налепленных одно к другому и освещённых красно-жёлтыми огнями фонарей.

Хватило пятнадцати минут, чтобы обойти все разноуровневые коротенькие улочки, подняться и спуститься по всем лесенкам и убедиться, что ничего примечательного тут нет. Монастырь выглядел брошенным, оставленным в запустении до паломнического сезона. Однако Максим подозревал, что в некоторых домах до сих пор живут монахи, и просил Аню вести себя как можно осторожнее.

Холод и влажность на вершине оказались ещё более губительными, чем на подъёме. Оглушительный вой ветра утомлял. Аня уже не сдерживала дрожь. И, зачарованная, следила, как над головой проносится взвесь облаков – различимая до крупинок и ржавая в свете фонарей. Не могла представить, что делать дальше. Мысли в таком холоде путались.

С каждым мгновением усиливался страх – Аня подумала, что ланкиец из туристической конторы в Коломбо ошибся, отправил их по ложному пути. Ужаснулась, представив, что все усилия были напрасными. Потом Максим повёл её к святилищу, расположенному в центре монастыря, и Аня с облегчением увидела гранитные плиты – те самые, на которых Шустов-старший некогда сфотографировал свои стопы.

– Здесь! – воскликнула Аня.

Максим не ответил.

Святилище было таким же неказистым, как и другие здания на пике Адама, разве что превосходило их в размерах. Приглядевшись, Аня поняла, что оно железобетонным коробом почти полностью укрывало скальную глыбу, на которой и было построено, – из серого цоколя местами торчали чёрные бока камня. Именно здесь, на верхушке этой глыбы, Будда перед уходом в нирвану оставил отпечаток своей ноги.

Вокруг святилища лежала ровная площадка из гранитных плит. Её окружала метровая бетонная изгородь. Калитка сейчас была заперта. Максима это, конечно, не смутило.

– Смотри по сторонам, – сказал он и перелез через забор.

Аня судорожно огляделась. Сумрачные дома показались ещё более зловещими.

Максим, помедлив, достал из рюкзака распечатанный снимок. Теперь высвечивал его фонариком и неспешно шёл вперёд. Осматривал плиты под ногами. Затем перебрался на гранитную лестницу святилища. Поднялся к запертым дверям. Убедился в надёжности замков. Спустился и принялся вновь осматривать плиты. Так ничего и не добился.

Аня прикрыла глаза. Больше не могла стоять на месте. В ужасе представила, что им придётся рыскать тут ещё несколько часов, быть может, весь день. Максим так просто не сдастся. Дождётся ясной погоды, изучит святилище при солнечном свете. А ведь они без сна почти сутки. И этот холод…

Аня, позабыв о гипсе, обхватила себя руками. Прижала одну ногу к другой. Позволила мелкой дрожи захватить тело. Почувствовала, как из глаз текут слёзы. Она была на пределе. Не могла бросить тут Максима. Должна была ему помочь. И боялась спускаться в Далхуси одна. К тому же знала, что ни за что не признается Максиму в своей слабости – лучше упадёт без чувств. Так будет проще всего. Ведь она сама во всём виновата. Могла остаться внизу, с братом. Обида и отчаяние душили её. Пришлось открыть рот и через силу вдыхать опостылевший влажный воздух.

В отчаянии с тихим стоном она стала бить ногой по бетонному полу. Из-под кроссовок полетели брызги. А потом её кто-то обнял. Аня дёрнулась, но чужие руки держали крепко, настойчиво. Это был Максим. В гуле ветра не услышала, как он вернулся.

Максим встал перед Аней, вновь прижал её к себе, при этом старался не давить на её скрещённые руки. Аня расслабилась и теперь сама подалась вперёд, прячась в тёплых объятиях. Так было спокойнее. Да и ветер тревожил чуть меньше.

– Нашёл? – прошептала она, не уверенная, что Максим услышит.

– Нет.

– Подождём солнца? – с неожиданной твёрдостью спросила Аня. Потом уверенно добавила: – Днём будет проще.

Продолжала плакать. Не могла остановиться. И только радовалась, что слёзы не заметны на и без того влажном лице.

– Кажется, мы что-то упустили, – сказал Максим ей на ухо.

Его голос, такой спокойный, глубокий и в то же время такой грустный, сам по себе сейчас успокаивал лучше любых утешений. Аня постаралась сдержать дрожь. На тело опустилась серая глухота.

– Что упустили? – прошептала Аня.

– Поймёт истинный паломник, когда поднимется к стопе бога. Думаю, тут есть какая-то дополнительная подсказка. Только я не могу понять какая. Почему отец выбрал именно такую формулировку?

– Думаешь, надо было забраться сюда зимой, в паломнический сезон?

– Не знаю. Но вряд ли именно сезон делает человека паломником.

– Тогда что?

Максим вздохнул.