Стопроцентный американец (Исторический портрет генерала Макартура)

В день рождения было решено отправиться в Калифорнию. Давно лежали приглашения сделать несколько выступлений. "Фонтан Макартура" начинал иссякать, его речи и идеи знали наизусть. Единственное, на чем делали сейчас свои "зарисовки с натуры" корреспонденты, так это отказ Макартура пристегнуться к креслу, хотя самолет попал в болтанку и Джин, супруга генерала, очень переживала, как бы Дуглас не ушибся. В сотый раз было отмечено, что, хотя кожа у генерала сморщилась, стала похожей на пергамент, держался он молодцом, спина прямая, как у курсанта Вест-Пойнта. Однако кого это интересовало? Но, оказывается, сенсация все-таки ждала самых терпеливых журналистов в Лос-Анджелесе.

Д. Макартур поднялся на трибуну и обратился с речью к участникам банкета, который давал в его честь Американский легион. Седые, лысые, моложавые, на протезах ветераны, пододвинув кофе, приготовились слушать. В военной форме, внутренне крепкие, убежденные в том, что до последнего дыхания должны стоять на страже чистоты и величия "американского духа", легионеры всегда производят сильное впечатление. Реакция согласия или несогласия у них мгновенная и резкая. Она вызывает либо восторг, либо страх.

Сначала Д. Макартур, как обычно, как сотни раз прежде, заговорил о патриотизме, о величии Соединенных Штатов, о миллионах американцев, "чьи вера и храбрость выложили смертную дорогу, приведшую к нынешнему величию страны", перед флагом которой с его звездами он благоговеет больше, чем "перед звездами на моих погонах". И вдруг легионеры встрепенулись, напряглись: Макартур заявил, что решение конфликтов с помощью оружия должно быть поставлено вне закона.

Чем дальше говорил Макартур, тем чаще люди, слушавшие его, спрашивали себя и друг друга: "Да Макартур ли это? Не спятил ли, не двойник ли генерала?"

- В начале века,- продолжал недвойник,- когда я вступил в армию, цель состояла в том, чтобы нанести урон противнику. Это делалось дулом винтовки, острием штыка или сабли. Потом пришел пулемет, сконструированный так, чтобы убивать дюжинами. После этого - тяжелая артиллерия, обрушивающая смерть на сотни людей. Затем бомба, чтобы бить по тысячам, за ней - атомный взрыв, чтобы добраться до сотен тысяч человеческих жизней. Теперь - электроника и другие достижения науки увеличили разрушительный потенциал, угрожающий миллионам. Не покладая рук, мы лихорадочно работаем в мрачных лабораториях с целью найти средства, которые бы могли уничтожить одним ударом всех сразу.

Непривычно, удивительно было легионерам слышать о том, что сам "триумф научного уничтожения" "разрушил возможности войны как средства практического разрешения международных разногласий". Война обратилась, по мысли генерала, в монстра, чудовище. Война перестала быть средством авантюристов, искавших место под солнцем. При этом он добавил:

- Если вы проиграете, вы уничтожены. Если вы победили, вы останетесь жить лишь для того, чтобы проиграть. Уже не существует больше шанса оказаться победителем в этой дуэли - она содержит залог двойного самоубийства.

Наконец, как итог, как вывод:

- Отказ от войны - единственный выход, приемлемый для возможного согласия обеих сторон, потому что это действительно единственный выход и решающий, при котором интересы каждого абсолютно равны. В случае его достижения он поможет найти дополнительные выходы при решении других проблем.

Соединенные Штаты оцепенели. Такого никто не ожидал.

Со дня заговора 17 декабря 1952 года до "мятежа против своих" 26 января 1955 года прошло чуть более двух лет. Как могла случиться эта немыслимая для многих метаморфоза? И что же за ней стоит?

Сложный вопрос. Многих он застал врасплох. Завел в тупик. Даже сегодня трудно найти объяснение. Представляется непонятным, более того, противоестественным такой зигзаг. Ибо нью-йоркский меморандум абсолютно противоречит лос-анджелесскому заявлению. Исключает его. Макартур сделал шаг от пропасти. Но самое важное: он вовсе не был зигзагом.

Такое по силам немногим, Макартур один из них.

Легко сослаться на озарение, на всевышнего. А если взяться за решение загадки, не обращаясь к сверхъестественным силам? Следует исходить прежде всего из того, что Д. Макартур вырос на земле Соединенных Штатов, что он типичный, стопроцентный американец. Но, конечно, тут же, естественно, принимаешь во внимание личные качества, позволяющие Юпитеру быть Юпитером. В США к тому времени было 200 миллионов американцев. Все они, говоря приблизительно, делились на противников мира, его защитников или неопределившихся нейтралов. Немногие (из тех, конечно, кто "за" или "против") перебегали из одного лагеря в другой. Для этого нужна была сила воли, личное мужество, какие-то события прошлого, настоящего, которые бы изменили убеждения. И этих перебежчиков можно понять. Но вот Макартура понять трудно. Ибо этот человек никогда никуда не перебегал. Поэтому речь в Лос-Анджелесе на первый взгляд свидетельство его (пусть масло будет еще масленее) необыкновенной неординарности. Как же так?