Стопы благовестника

— Так-так, это же вызов государственным порядкам, — взмахнув рукой, заключил полицмейстер. — Вы подданные российского царя и должны исполнять законы Империи, какие бы они не были. Вы должны повиноваться властям безусловно во всем.

— Господин полицмейстер, а если бы мы находились под властью турецкого султана и он потребовал бы от нас, чтобы мы отреклись от Христа, как тогда нам поступить? — мягко спросил Павлов.

— Ну, по-видимому, нужно переменить место жительства, — неуверенно ответил полицмейстер и перестал Говорить о безусловном повиновении.

— Я хочу побывать на Вашем богослужений от начала до конца, — сказал он.— Вечером двадцать четвертого января я приду к Вам.

— Приходите, у нас двери для всех открыты, — согласился Павлов.

Полицмейстер на самом деле пожаловал через несколько дней, опять окруженный большой свитой помощников. Павлов стоял на проповеди.

— Иисус Христос наша сила и мудрость! — открыв Первое послание апостола Павла к Коринфянам, — говорил он. — Он хочет, чтобы все люди спаслись и достигли познания истины. Он недалеко от каждого из нас, ибо Им мы живем, движемся и существуем. Где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я среди вас — объявил Господь ученикам. Пусть Дух Святой научит детей Божиих поступать достойно своего звания и избрания, не огорчая Отца Небесного…

Полицейские, сняв шапки и тихо усевшись на крайние скамейки, слушали проповедь с благоговением. Они не задержались долго после окончания собрания. Побеседовав немного с Павловым об отличии баптистских обрядов от православных, полицмейстер любезно распрощался и вместе с народом чинно вышел на улицу.
Наступила полоса относительного спокойствия. Община^ без всяких помех совершала служение Господу. Однако, вызов Павлова к следователю по особо важным делам был ярким знаком для всех, что затишье это временное. Следователь собирал материал на Живульта, интересуясь попутно особенностями вероучения штундистов и баптистов. Василий Гурьевич был немногословен. :

— Что касается меня и моих убеждений, я скажу, а за других ничего говорить не буду, — сразу заявил следователю Павлов.

Двенадцатого марта Василий Гурьевич оказался еще на одном публичном собеседовании с Головкиным. Как следует почитать крест Христов? Нужно ли делать крестное знамение? — такова была тема последнего диспута.

— А я не желаю хвалиться, разве только крестом Господа нашего Иисуса Христа, которым для меня мир распят, и я для мира. Основываясь на этих словах апостола языков, мы, православные христиане, считаем, что крестное знамение необходимо, творя его руками, мы хвалимся Крестом Господа, — объяснял Головкин.

— Как же можно хвалиться Крестом руками? — противился Павлов. — Надо сораспяться Христу и носить крест в сердце. Ведь Крест олицетворяет искупительные страдания Христовы.

Споры о том, какое вероучение ближе всего к Истине,
выходили далеко за пределы церковной ограды. В домах и на улицах то и дело разгорались прения по беседам Головкина и Павлова. Как-то миссионер пригласил Василия Гурьевича к себе домой.

— Я хочу поговорить с Вами с полной откровеннортью, — окинув Павлова быстрым испытующим взглядом, сказал Головкин. — Вы по убеждению защищаете баптизм?

Столь странный вопрос удивил Василия Гурьевича.

— За что же по вашему я страдаю и во второй раз сослан в ссылку?

— Вы же пользуетесь славой у своих собратьев и, наверное, получаете солидное вознаграждение.

— Если бы я из-за денег оставался баптистом, то я мог бы сделать лучшую карьеру в качестве православного миссионера, — улыбнувшись, сказал Василий Гурьевич.

Головкин протянул руку Павлову,