Сторан

Быр-р-р. Высоко подбрасывая ноги и поднимая тучу брызг, выскочил на берег. Передернув плечами, осмотрел себя – ни одна гадина не успела присосаться.

Чтобы я еще хоть раз полез в это болото!

– Эй, ты чего там? – прокричал с середины озера Боат. – Забыл как плавать? Так мы сейчас научим.

Широкими гребками парни устремились в моем направлении. На всякий случай пришлось отойти дальше от воды.

Судя по тому, что товарищи не боялись этих зеленых тварей, пиявки скорее всего безвредные. Но, все равно неприятно.

Видя, что подплывшие друзья не собираются насильно сталкивать меня в озеро, я подошел ближе и указал на водяную живность.

– Это что за гадость?

– Это? – Боат подцепил большим пальцем правой ноги пиявку и, подкинув, перехватил рукой. – Это же примы – маленькие водяные змеи.

– Змеи? Хочешь сказать, что все змеи такие?

– Нет. Что ты? – ответил за товарища Ваал. – Эти самые маленькие. Вот смотри – это древ. Он может вырасти длиною с локоть.

Он схватил что-то в гуще листвы свисающей у моей головы ветки и с чмоканьем отодрал. В пятерне здоровяка слабо извивалась, сужая и расширяя присоску, огромная пиявка, размером с четверть метра.

Снова пришлось непроизвольно передернуть плечами. Так вот они какие – местные змеи. Это их мясо я ем? И в их шкуры одеваюсь?

Я вспомнил об обитающих в этих лесах гигантских змеях, и воображение нарисовало легендарную анаконду с присоской вместо головы. Хотя, эти плоские твари на змей не очень-то и похожи.

– А в озере, что рядом с деревней, эти… примы тоже водятся?

– Есть, но мало, – Боат зашвырнул пиявку в воду. – Да и в том месте, где мы купаемся, дно песчаное, а змеи только там, где зелень. И около деревни всегда много чиков, а они питаются примами.

– А древы питаются чиками, – вставил Ваал. – Ты, Леег, будешь купаться? А то уже пора возвращаться.

– Нет, не буду. Что-то расхотелось. А как называют самых больших змеев?

– Змей.

– Понятно.

Всю обратную дорогу парни спорили, что вкуснее – рагу из прим с листьями горохового дерева, или запеченный в тесте древ. Я участия в споре не принимал, хотя, возможно уже успел отведать и того, и другого. Но разве ж мог предположить, что ем пиявок…

– Эй, молодежь! – окликнул кто-то из зарослей, когда мы подходили к опушке.

Солнечный диск к этому времени опустился к самому горизонту, и в гуще деревьев стало довольно темно. Поэтому не сразу разглядели сторов, идущих по узкой тропинке, соединяющейся с дорогой как раз в том месте, где мы сейчас находились.

– Тоже решили летуна поискать? – спросил приближающийся стор, в котором теперь узнали охотника Трома. – И, вижу, неудачно, если с пустыми руками. Как здоровье, Леег? Хотя, сам вижу, что отлично, если решился погоняться за летуном.

В ответ я лишь пожал плечами. Мое внимание в этот момент было сосредоточено на Роаме, сыне охотника и моем сверстнике. Вернее, на его ноше. Через его левое плечо перекинута примерно трехметровая зеленая пиявка. Ее плоское тело в ширину чуть менее полуметра, поэтому парню приходилось частично придерживать тушу предплечьями, подняв их кверху. То место, где должна находиться присоска, отрублено, и оттуда на землю тягучими каплями стекала слегка зеленоватая прозрачная жидкость.

Ваал с Боатом тем временем пристали к Трому с расспросами о каких-то летунах.

Пока шли к деревне, я успел понять, что сегодня кто-то увидел какого-то летуна, парившего над лесом. Вот Тром и решил размяться на ночь глядя, прихватил сына и отправился в лес. Летуна не нашли, да и не особо надеялись. Зато Роам, услышав чавканье присоски, обнаружил прячущегося в густых ветвях змея. Экземпляр хоть и не гигантский, но все равно, довольно приличный. Случись встреча с ним чуть позже, в сумерках, и убить такого было бы довольно проблематично и чревато травмами. Но парню повезло, и он гордо тащил добычу, хоть и видно было, что изрядно устал от нелегкой ноши. Добродушный Ваал предложил свою помощь, но получил категорический отказ. Роам желал лично пронести по деревне добытого змея.

– А давайте разузнаем подробнее про то, в какую сторону несло летуна, и как взойдет солнце, отправимся на поиски? – предложил Боат, как только мы распрощались с охотниками.

– Да кто такие эти летуны? – воскликнул я.

Мне тут же пояснили, что это молодые, только что вылупившиеся из кокона стахи.

Каждый из вылупившихся монстриков отгрызает часть оболочки кокона, цепляется к нему несколькими нитями и, забравшись на ближайшее высокое дерево, словно парапланерист пускается в воздушное путешествие, подальше от породившей его семьи. На тех паучат, которым не досталось частички от кокона, через сутки начинают охоту сами родители, отлавливая по окрестностям и пожирая нерасторопное потомство.

Единственно ценное в новорожденном стахе-летуне – мизерная капля яда в жале и тот самый кусочек оболочки. Поэтому их поимка представляла для сторов чисто спортивный интерес.