Stories, или Истории, которые мы можем рассказать

Рэй сделал еще один большой глоток, морщась, но не желая показаться неблагодарным.

— Насчет Джона, — вдруг сказал Пэдди, — я слышал, он в «Спикизи».

Рэй оцепенел, джин замер где-то на полпути к нему в рот.

— Я туда несколько бригадиров отправил. На всякий случай, — профыркал Пэдди в свой стакан. — Никогда не знаешь, что эта парочка будет делать дальше, благослови их Господь. Устроят акцию протеста в постели. Вернут королеве его орден из-за того, что их сингл «Cold Turkey» сползает в хит-параде на последние места. Или будут поглощать шоколадные пирожные во благо мира.

Рэй смотрел на него во все глаза. Пэдди был стопроцентным продуктом Флит-стрит. Иногда казалось, что он ровным счетом ничего не знает. А иногда — что ему известно обо всем на свете. Рэй неуклюже вылез из-за стола.

— Спасибо, Пэдди.

Тот был явно доволен собой. Рэй видел, что Пэдди рад помочь. Под заляпанным пиджаком скрывалось доброе сердце.

— Я же говорил, что я твой должник. Да мой босс просто в экстазе — он так любит Джона и Йоко — просто обожает эту сумасбродную парочку! Мать его!

Рэй через не хочу заглотил остатки джина. Взглядом поискал на стенах часы. Но в «Альберт плейс» часов не было.

— Сколько времени, кстати? — спросил он.

Пэдди посмотрел на него с грустью и жалостью во влажных глазах.

— Ох, очень, очень поздно, — выдохнул он, и Рэй нервно прикоснулся к запястью кончиками пальцев.

Чем его так потрясло это лицо?

В нем отражалась вся ее жизнь. Однажды она станет шикарной дамой, а когда-то наверняка была очаровательным ребенком. В ее лице было что-то инопланетное, что-то ангельское, неземное. Лицо самой прекрасной девушки на свете было невообразимо симметрично, словно Господь наваял все именно так, как и задумано. Она выглядела как модернизированная версия героини фильма «Последний киносеанс». Точно. Как вторая попытка Бога создать Сибилл Шепард. Волнистые белокурые волосы, глаза, которые заглядывали прямо тебе в душу. И рот, просто созданный для поцелуев.

Как же все гармонично, думал Леон.

— Моему папе нравился Элвис, — Она пыталась перекричать музыку. — Помню, когда я была маленькой, я смотрела фильмы про него — знаешь, их обычно показывали по воскресеньям, днем! И казалось, он всегда был либо на Гавайях, либо в армии. — Она улыбнулась, и у Леона сжалось сердце.

— Я думала, что он кинозвезда, как Стив Маккуин или вроде того. Клинт Иствуд! Я никогда не думала, что он певец. — Ее очаровательные глаза наполнились скорбью, скорбью по ушедшим воскресным дням, когда они с папой смотрели фильмы Элвиса. — Что он был певцом, я хотела сказать.

Леон с энтузиазмом закивал и наклонился к ней поближе, чтобы она услышала. Его губы оказались в нескольких сантиметрах от ее лица.

— У всех нас странные взаимоотношения с музыкой, которую любят наши родители, — сказал он, а она задумчиво улыбнулась.

Леон мысленно чертыхнулся — ну почему тебе обязательно надо сказать что-нибудь умное? Теперь она считает тебя самонадеянным гусаком!

— О, я понимаю, о чем ты, — вдруг ответила она. — Моей маме нравится Фрэнки Воган, и я сама всегда к нему с симпатией относилась!

А потом, когда они наговорились, Леон совершил немыслимое — он начал танцевать. Леон танцевал, и мир отошел на задний план. Он танцевал, забыв о концерте Лени и «Рифенштальз», забыв о «Красной мгле», брошенной на столике, липком от пролитого спиртного, — и почти забыв о Дэгенхэмских Псах, которые выслеживали его в ночи. Но ведь здесь им никогда его не найти! В «Голдмайн» он был в полной безопасности.

Поэтому Леон забыл почти обо всем, за исключением играющей музыки и самой прекрасной девушки на свете.

Леон танцевал — а в его случае это было скромным покачиванием из стороны в сторону вкупе с задумчивыми киваниями головы под шляпой и поднятым кверху указательным пальцем правой руки, словно он собирался сделать важное замечание, — но никому до этого не было дела! Вот чем поражал его «Голдмайн». Никому не было дела, крут ли ты, повторяешь ли верные движения или же танцевать тебе так же необходимо, как и дышать! Вот чем ему так нравилось — ох как нравилось — это место.

Это было очень своеобразное заведение. Здесь тусовались и танцоры, и крутые парни, и павлины, и у каждой группы были собственные ритуалы. Но, как ни странно, здесь оставалось место и для кого-то вроде Леона. Для замороченного панка вроде него! Просто нужно было собраться с духом и сделать этот гигантский шаг в направлении танцпола. Как оказалось, этот шаг был похож на шаг в пропасть. Сделал это однажды — и отступать уже некуда.