Stories of Marvel (СИ)

И прокусывать свои же губы до крови, глуша все остальные слова. Которые двое не должны говорить, если между ними все вот так. Безнадежно. Горько. Преступно.

— Ты такая красивая, Нат… — он пальцем ведет от груди к животу и ловит ладонью соскользнувший к бедру веселый солнечный лучик.

Он не может от нее отказаться. Раз увидел и тут же пропал. Будто рухнул с обрыва в яму с кипящей смолой, в которой и сейчас продолжает вариться. Не сгорает, потому что держит она. Потому что в этом безумии пылает с ним вместе.

Пылает так сильно.

Горит, не сгорая.

— Так не может продолжаться всегда, — она жмурится сильно, до боли, как в детстве. Когда казалось, закроешь крепко-крепко глаза, и все страхи исчезнут, а чудовища никогда тебя не отыщут.

Не исчезли. И отыскали. Не один даже раз.

— Никто не посмеет помешать нам хотя бы попытаться, Наташа.

Она щекой прижимается к его горячей ладони и закрывает глаза, смаргивая набегающие соленые слезы. Бессильные. Бесполезные, как пистолет с опустевшей обоймой.

— Поэтому ты нашел меня в России, но не убил? Поэтому мы сейчас в Будапеште? Я даже не понимаю, зачем. Не то бежим от кого-то, не то по течению плывем и ведем себя, как туристы.

— Потому что я не могу без тебя? — отвечает так просто, как о чем-то будничном. Прогнозе погоды на лето или планах на уикенд. — Потому что зависим? Потому что хочу видеть улыбку у тебя на лице? И целовать твои губы.

— Это сумасшествие, Бартон. — Ее голос дрожит, ладони комкают простыни. Она прячет в подушку лицо.

Не надо, Клинт, не смотри.

Не надо. Это слабость. Постыдная слабость. А она так привыкла быть сильной.

— Знаю, Нат. Вот бы так навсегда. — Клинт целует ее хрупкие плечи и пальцы, способные убить быстрей, чем кто-то моргнет. Чем дрогнет в часах секундная стрелка. Чем стрела пронзит свою цель.

— В Щ.И.Т.е однажды узнают, что ты меня не убил. Не просто провалил ответственную миссию, а не подчинился специально. Не отпустил, а остался со мной. Из прихоти… или почему-то еще.

С улицы — вдруг переливами колокольный звон. И, если открыть пошире окно, наверняка можно увидеть людей, спешащих на мессу в Базилику Святого Стефана. Там, снаружи, почти наступила весна. Там, за окном, — Будапешт, который ни один из них уже никогда не забудет.

— До тех пор я придумаю, как объяснить Нику Фьюри, что ты должна остаться со мной. Работать на Щ.И.Т. Ведь ты не передумаешь, Нат?

Клинт вдруг замирает, и руки впиваются в нежную кожу, оставляя следы. От страха ее потерять? Вот ведь глупый.

Наташа даже не вздрогнет. Как будто физическая боль для нее — это ничто.

— Черт. Наташа, прости.

— Ерунда. — Ее улыбка напоминает гримасу. И Клинт целует, притягивая снова к себе. Клинт пальцами разглаживает морщинки между бровей и на лбу.

Она выдыхает со свистом, когда он прижимает губы к запястью, где прямо вдоль синей бьющейся венки — маленькая золотая стрела. Копия той, которой навылет пронзила его глупое сердце.

— Клинт, ерунда. И не с таким ведь справлялась. — Она изо всех сил пытается не рыдать. Она же, черт их всех подери, — Наташа Романофф. Воспитанница Красной комнаты — лучшая из Вдов, что выходили из этой фабрики убийц и шпионов.

Она — сильнее любого суперсолдата и крепче, чем закаленная сталь. Ее не точит вода, не иссушает зной и ржа не затронет.

И даже боги не знают, насколько устала быть сильной. Держать себя в кулаке. Не позволять и малейшую слабость, что в их профессии — то же, что смерть.

И даже боги не знают, но Клинт понимает.

— Пока я рядом ты можешь расслабиться. И даже немного поспать.

“Пока я рядом”, — обещает ей ее Хоукай. И Наташа ему позволяет. Совершенно нелогично и глупо доверяет ему всю себя. Закрывает глаза, голову опустив ему на колени. И руки, что так твердо держат бьющий без промаха лук, гладят ее по волосам, как ребенка.

— Спи, Нат. Отдохни.

— А ты?

— Я буду рядом. Буду смотреть, как ты спишь и слушать, как дышишь.

Смотреть, как улыбаешься спокойно и даже счастливо во сне. И с каждой секундой понимать все четче, ясней:

Ты и я — теперь навсегда.

Ты и я — неразрывно и сильно.

Ты и я.

Теперь, Нат, только так.

Ты и я. До конца всего этого мира.

========== 52. Тони/Питер ==========

— Вы уверены, что это разумно? Мистер Старк, я считаю…

— Пятница, тебе не надо считать. Исполняй. Все готово?

— Так точно. Модель полностью функциональна, но все же…

— Избавь меня от нотаций. Мне и Хэппи хватает.

Тони откидывается на спинку кресла и трет запавшие глаза, что покраснели, как от какой-то тяжелой инфекционной болезни. Что не странно. Которую ночь он проводит без сна?

Впрочем, лучше вот так, чем не прекращающиеся кошмары, когда он просыпается от своего же крика, а поле снова задыхается от физической боли, что проникла в каждую клеточку тела и разрывает его изнутри.

Все эти проклятые годы.

“Он умер, Тони, он не вернется”, “Он не хотел бы, чтобы ты так себя изводил”, “Тони, уже почти пять лет, как его нет. Надо жить дальше”, — твердили они ему это и все остальное. Но ни один не смог даже примерно понять, что Тони Старк в тот день на развалинах базы Мстителей умер с ним тоже.