Кревский лагерь состоял из двух частей. В большей находились пленные красноармейцы и командиры, в меньшей гражданские люди, захваченные без документов и по доносу. Со слов беженцев немцы согнали в лагерь от пяти до восьми тысяч человек. За ту страшную неделю беженцы стали свидетелями нескольких показательных казней: дважды публично расстреляли большие группы евреев, командиров и комиссаров, потом собрали и пристрелили около сотни больных и раненых, а затем на глазах у всех повесили двух десятилетних мальчишек, которые от голода украли горбушку хлеба у унтера. Как сообщили солагерники, такие экзекуции проводились ежедневно с самого начала в больших или меньших масштабах. В гражданском секторе не прекращалось насилие над женщинами, часто в присутствии их детей. У матерей отнимали младенцев, поскольку их нечем было кормить, заживо кидали малышей в ямы с трупами и закапывали. В основном зверствовали предатели из числа пленных. Сами немцы не пачкали руки, и всю грязную работу делали эти иуды. Возглавлял палачей некий Павло, который сам себя называл «Гаджет».
Последнее слово пронзило меня, словно током, и вывело из ступора. Так себя мог назвать только мой одновременец. И это означало, что я был обязан разобраться с ним лично. Внутри меня словно туго затянулась заводная пружина.
После окончания рассказа, женщины показали покрытые ранами и кровоподтёками истощённые тела детей и тихо заплакали. Дети испуганно прижались к матерям, а бойцы до побеления сжали кулаки и угрюмо перекатывали желваки. Я тихо свирепел. От гнева буквально свело челюсти.
Скажу прямо, не смотря на клокотавшую внутри меня ярость, внезапно свалившаяся, как кирпич на голову, ситуация загнала меня в тупик. Сами понимаете, рота не воевала сама по себе, была неотъемлемой частью Красной Армии и подчинялась приказам командующих. Потому я не мог самовольно приказать бойцам, но точно знал одно, чтобы совесть не задушила, сам сделаю всё возможное и невозможное, чтобы спасти пленных. Тем более что отчасти причиной их бедствий стали наши победы в последних боях. Почему? А потому, что немцев чрезвычайно встревожил неожиданный отпор Красной Армии на этом участке фронта, и они начали спешно отодвигать свою инфраструктуру на запад. Но, поскольку такую массу пленных быстро эвакуировать невозможно, при приближении Красной Армии их попросту ликвидируют, полностью или частично. Собственно говоря, гитлеровцы уже начали это делать.
Однако силовая акция по освобождению нескольких тысяч пленных во всех смыслах сильно смахивала на опасную и безнадёжную авантюру с вероятностью успеха близкой к нулю. Более того, даже в случае успеха, ещё большей проблемой станут сами освобождённые пленные. Предположим, мне удастся открыть ворота лагеря, и что дальше? А дальше всё просто. Тысячи настрадавшихся людей, вырвавшись на свободу, разбегутся и от голода и отчаяния разнесут в клочья все окрестности. В конце концов, их переловят и перебьют каратели.
Слава богу, долго ломать голову не пришлось, мои мучительные сомнения развеяли бойцы роты, единогласно и громко высказавшись за немедленное освобождение узников концлагеря. Так или иначе, это происшествие означало, что мои планы по небольшой передышке на природе осыпались как осенняя листва. К немалой куче проблем добавилась ещё одна вместе с сильным предчувствием смертельной опасности.
Дед увёл беженцев кормить кашей, а у меня кусок в горло не лез. Мы со взводными сразу засели за карту. Вопрос о разгроме концлагеря был решённым, но требовалось хорошенько обдумать, как сделать это правильно и как без потерь вывести людей из оккупированной территории? В конце концов, решили задействовать только постоянный состав роты и «бронированную» технику. В рейде наши трофейные камуфлированные грузовики, орудия и даже танк не должны вызвать у немцев подозрений, но для убедительности я предложил подобрать на последнем поле боя и поставить во главе колонны немецкий бронетранспортёр, а также надеть на наших ребят немецкие эсесовские каски и плащ-накидки. В таком виде сидящие в кузовах бойцы смотрелись бы, как рота ваффен СС.
Ещё одной проблемой был Пашка. Я решительно не хотел брать его с собой, и даже наорал на него, но парнишка, как клещ, вцепился в Деда и сказал, что без него не останется. А Дед, вызывающе поглядывая на меня, демонстративно чистил винтовку и в ответ на предложение остаться ухмыльнулся и заявил, что старый конь борозды не испортит, а воздух немцам легко.
В лесном лагере среди высоких деревьев вечер наступал быстрее. Решив дать роте спокойно отдохнуть хотя бы одну ночь, я никого не озадачил и предоставил полную свободу. Сам от ужина отказался. Есть не мог, рассказ женщин напрочь отбил вкус и обоняние. Хотелось побыть одному и подумать.