– Всё нормально. Сейчас устраивайтесь и доводите танк до ума. Он должен работать, как часы и блестеть, как у кота бубенцы, если что-то потребуется, пишите заявку. Демьян Кузьмич, пушку и пулемёты нужно привести в идеальное состояние. Станислав, вы в радио разбираетесь? Очень хорошо. Вместе с нашими связистами сегодня установите командирскую радиостанцию. Подключитесь через умформер от бортовой сети, чтобы рация и ТПУ работали безупречно. Завтра же начнём танк перекрашивать. Не пугайтесь, так надо. Перекрашивать будем не только танк, но и машины, пушки, зенитки и всё, что имеет стволы и колёса.
Убедившись, что бойцы заняты делом, я вернулся к своему несуразному детищу и занялся согласованием узлов. Когда всё было налажено, я призадумался о практическом использовании своего творения и не заметил, как подошёл Сашка и пристроился сзади.
– Кхм.
– Тьфу ты, напугал, нечистая сила.
– Ага, вас напугаешь, пожалуй. Это что же за штуковина такая? Та, про что бумаги с цифрами?
– Она самая.
– Серьёзная машина. И что же она будет делать?
– Она сделает нас неуязвимыми для пуль, осколков и даже снарядов.
– Да, ну-у!! Товарищ старшина, Василий Захарович, да этой же штуковине цены нет!
– Цена всегда есть, и в данном случае это наши жизни и сохранность техники.
– Это что же, и танк, и машины пули и снаряды не пробьют?
– Да, Саня, да.
– Так это ж надо во все войска!!
– Давай сначала сами проверим. А суть в том, что после обработки человеческое тело внешне не изменится, но при ударе станет твёрдым, как самая крепкая сталь. Все ли согласятся на такие перемены, ведь это на всю жизнь?
– Да, это надо обмозговать. А как насчёт, – и он показал согнутую в локте руку и хихикнул, – а то жёны из дома выгонят, и девки любить не будут.
– Будут, никуда не денутся, – я усмехнулся, – с такой стальной штукой отбоя не будет.
– Тогда я согласен, – оскалился он в белозубой улыбке, – первым очередь занимаю.
– Не спеши, надо ещё придумать устройство, чтобы эта махина могла свободно перемещаться вправо-влево и вверх-вниз.
– Как раз это не вопрос. Раз плюнуть. Сейчас кликну Пилипенко с Вариком и сапёров-апостолов Мещерякова с Матушкиным, они мужики головастые, враз сообразят. Один момент, – и он выбежал вон.
Я не успел и рот открыть, как Сашка исчез в проёме двери. Всё, приплыли. Теперь через полчаса даже местные воробьи будут знать про прибор. А засекретить его надо непременно и очень тщательно. Если генератор попадёт в чужие, вражьи или подлые руки, то всем грозит скорый и гарантированный пипец. А поскольку в нынешнем бардаке сохранить тайну практически невозможно, всё, что я задумал нужно делать очень быстро, потом уничтожить прибор и малейшие следы технологии. И на всё, про всё мне отведено максимум пара дней.
Через четверть часа прибежал запыхавшийся Сашка:
– Всё, сейчас подойдут.
– Ты уже всем растрепал, или ещё кто-то остался?
– Чего это сразу, «растрепал», – обиделся Сашка, пожал плечами, и оскорблено сморщив лицо, отвернулся, – Что я не понимаю, что ли. Вы, Василий Захарович, прямо-таки меня обижаете и недооцениваете. Сказал им только, что командир срочно зовёт.
– Ладно, ладно не строй из себя обиженную школьницу. Сообразил, что болтать не надо, и молодец.
Вскоре подошли приглашённые «спецы». Поняв суть проблемы, они недолго посовещались, поскребли макушки и сказали, что всё сделают как надо. Единственный вопрос: где ставить эту бандуру? С учётом манёвра техники и безопасности для случайных объектов и субъектов я нашёл такое место на краю двора слева, где за ветхим покосившимся забором начинался пустырь.
Пока сапёры и артиллеристы, сооружали из брёвен и досок конструкцию, я приказал поставить посреди двора один из грузовиков, а Деду – принести бидоны с краской, кисти и какую-нибудь негодную одежду.
Первую машину я раскрасил в камуфляж сам. На фоне оставшихся прогалин тёмной армейской зелени, в нижней части я добавил крупных коричневых пятен. Выше них нанёс вертикальные салатовые разводы, оттенённые чёрными кривыми полосами разной ширины. Не подумайте, что я уподобился Остапу Бендеру, рисующего «сеятеля». Красил я аккуратно, можно сказать, красиво, в соответствие с принятыми в конце двадцатого века стандартами камуфляжа.
В течение полутора часов вся рота смотрела на меня, как на умалишённого в стадии обострения, и, когда я закончил и обернулся, то на всех лицах увидел одно и то же страдальческое выражение. Я усмехнулся, положил кисти и строго сказал всем водителям и артиллеристам:
– Всю технику без исключения красить только так. Для сомневающихся, несогласных и тупых повторяю, красить по этому образцу. Сделаете иначе, будете перекрашивать. И это не моя прихоть, это – необходимость. Танкисты сегодня закончат обслуживание, завтра тоже займутся покраской.