Фёдор вытер мокрые руки о штаны, встал чуть под углом, и, слава богу, что встал так, а не иначе, потому что после трёх выстрелов, все пули с жужжанием отрикошетили в сторону пустыря. Стрелок не успел опомниться, а толпа уже кинулась к машине и чуть ли не обнюхала боковое девственно чистое и целое стекло. Первым заикаясь подбежал Миронович:
– Т-товарищ с-старшина, к-как ж-же эт-то? П-почему? Ведь, ни царапины!! – отчаянно заорал он, будто переживал, что стекло не разбилось.
А меня уже захватил азарт исследователя. Сердце подпрыгнуло и стукнуло в грудь изнутри.
– Пилипенко! Кузьма Петрович, подгони-ка свою пушечку с бронебойным!
– Да, ты что, командир?! Имущество жалко, потом не починим, – обычно невозмутимый старшина слегка изменился в лице.
– Тащи, тащи.
Выстрел из пушки в борт с двадцати метров заставил всех лежащих на земле бойцов пригнуться и прикрыть голову руками. Раздался громкий вжик рикошета и мгновенный удар отскочившего снаряда в кирпичную стенку пристройки. Через пару секунд все с открытыми ртами уставились на маленькую царапину на краске деревянного борта.
Потом началось что-то невообразимое. Ребят охватил бешеный восторг. Меня хватали за рукава, пытались качать, куда-то тащили и все очень громко орали. Когда я отбился и, прижавшись спиной к танку, громко попросил тишины, все разом замолкли.
– Поздравляю вас, опыт удался. Генератор можно использовать по назначению. Теперь самое главное, – я обвёл всех тяжёлым взглядом. – Вбейте себе в мозг, если кто-нибудь, когда-нибудь, кому-нибудь проболтается об этом приборе, то случится непоправимое. Во-первых, за вами будут охотиться все разведки мира, начиная с нашей ГРУ и госбезопасности. Во-вторых, в лучшем случае вас изолируют и начнут пытать и допрашивать, в худшем отправят на опыты. В-третьих, это устройство может попасть к врагу, и вы представляете, что тогда будет. Поэтому, как только я обработаю всё, что наметил, генератор будет уничтожен. Схема прибора только у меня в голове, в обозримом будущем его не изобретут, природа излучения никому неизвестна, а я в чужие руки не дамся. Вам всё понятно?
– Да-а, – прошелестел ответ.
– Теперь поднимите руки, кто не хочет получить невидимую броню. Нет таких. Хорошо. Кто желает пройти первым?
Однако желающих первым рискнуть здоровьем не нашлось, видать под впечатлением от увиденного все сочли это неоправданным риском.
– Хорошо. Тогда ясам первым пройду обработку излучением, а вы внимательно смотрите.
Окинув взглядом бойцов, которые расположились полукругом за моей спиной, я увидел в их лицах сосредоточенность, как перед рукопашной схваткой. Демонстративно на их глазах я облачился в полную экипировку, обвесившись полным комплектом оружия и снаряжения, как перед боем, при этом, показывая всем, как и чем я снаряжаюсь. Потом бойцы подкатили телегу. Включив генератор, я медленно вместе с оружием прополз под лучом через деревянные рамки, при этом пару раз медленно повернувшись с боку на бок. Как и в той жизни в голове на несколько секунд вспыхнул красивейший калейдоскоп и угас.
Я спрыгнул с телеги, поправил камуфляж и развёл руки в стороны, показывая, что всё в порядке:
– Во время прохождения через излучение вы на миг увидите очень красивые картинки, не пугайтесь и двигайтесь дальше. Всем всё понятно? Хорошо. А теперь, боец Сидорчук, приказываю выстрелить в меня три раза.
– Т-товарищ командир, – парень буквально посинел от страха и выпучил от неожиданности глаза, – я не могу. Как это, выстрелить? Эт-то нельзя! – он не смог совладать с трясущимися руками.
– Не бойся, Федя, я же не боюсь.
– Дай-ка винтарь, аника-воин, – Седых легонько вырвал из рук снайпера винтовку, – куда стрелять, товарищ командир?
– По порядку: живот, грудь, голова.
Седых побледнел, но винтовку поднял. Я отошёл на десять шагов и кивнул головой.
Толчок в живот ощутился слегка, в грудь толкнуло чуть посильнее, а голова при попадании слегка качнулась назад, и в уши отдался звук рикошета. Я осмотрел себя, повернулся, показываясь бойцам со всех сторон, и только потом вгляделся в их лица. Вся рота замерла в разных позах и в гробовой тишине, кажется, был слышен стук сотни сердец.
– Подойдите, посмотрите и пощупайте, но предупреждаю, боюсь щекотки. Кстати, теперь мой камуфляж никогда не будет рваться, изнашиваться и гореть, также не будет сносу оружию и всем предметам на мне.
Раздался общий выдох, и толпа поглотила меня, чтобы всего осмотреть и ощупать. Я терпеливо сносил тотальный осмотр, поскольку хотел, чтобы все бойцы до конца осознали всю важность произошедшего.
– Ловкий трюк.
– Смотри-ка, мягкий, а пули не берут.
– И на вид целый.
– И форменка цела, ни дырочки.
– Как пули усвистели, я аж струхнул.
– Думал, амбец командиру, ан, нет.
– Ха! Этак и воевать не страшно.
Я подождал, пока не наговорятся, затем достал зажигалку:
– Смотрите сюда, – и поднёс огонь сначала к рукаву, а потом к открытой ладони. Никаких ощущений, только лёгкое тепло. Этот фокус стал последней каплей, и первыми решились… танкисты. Протиснувшись вперёд, они подтолкнули ко мне мехвода Сорокина: