Сторона защиты. Правдивые истории о советских адвокатах

— Пусть еще радуются, что им всем и каждому по пятьдесят восьмой не впаяли, — подвел итог Степан, обтирая финку о траву и убирая ее обратно за голенище. — Как сказал писатель Максим Горький? «От хулигана до фашиста — один шаг!»

Да, подумал Сергей Владимирович, и всего-то два года прошло, а судебная практика стала совсем другая. Если среди потерпевших были активисты-общественники, то после убийства товарища Кирова действия подсудимых непременно квалифицировали бы по статье 58-8 Уголовного кодекса РСФСР, как террористический акт, «направленный против представителей советской власти или деятелей революционных рабочих и крестьянских организаций». А за это полагалось на всю катушку, как за вооруженное восстание…

Судебная власть придавала теперь едва ли не любым преступлениям вид политических или пользовалась статьей 16 Уголовного кодекса, которая позволяет судам квалифицировать преступление и применять наказание по аналогии. Например, изнасилование, предусмотренное статьей 153 Уголовного кодекса, влечет максимальное наказание — пять лет лишения свободы. Но если насиловали профсоюзную деятельницу или партийку, то это уже был «половой бандитизм», каравшийся смертью. Несчастный случай при нарушении правил дорожного движения по советским законам считается убийством по неосторожности и карается легко. Однако то же самое преступление может быть названо «автомобильным бандитизмом», и шофер, наскочивший на скользком петербургском шоссе на группу красноармейцев, шедших в строю, платит за это своей жизнью. Убийство истощенной, полудохлой, уже неработоспособной колхозной лошади и дележ костей и кожи между умирающими от голода колхозниками есть «колхозный бандитизм», который также карается смертной казнью.

Так называемое «вредительство» получило настолько широкое применение и толкование, что виновный в обыкновенной халатности или вообще невиновный почти в любом случае получает «высшую меру социальной защиты». Три весовщика, например, — приемщики зерна в государственных амбарах районного центра, где работал адвокат Чесноков, — были расстреляны, так как в зерне, принятом ими, был обнаружен не то долгоносик, не то клещ. Год назад расстреляли колхозника, который при выжигании прошлогодней травы не учел перемен в направлении ветра, в результате чего сгорел амбар, а также счетовода, который допустил ошибки в статистических данных о количестве запаханной и засеянной земли. После взрыва мучной пыли на колхозной мельнице были арестованы директор, инженер, секретарь партийного комитета и даже юрисконсульт. Обвинение всем им было предъявлено во вредительстве, в преступлении «сознались» все, включая юрисконсульта, написавшего явку с повинной о том, что он с целью подрыва финансового положения мельницы пропустил срок по какому-то иску и неправильно оформлял бумаги. Юрисконсульт отделался очень легко и получил только десять лет лагерей…

В лагеря отправляли за анекдоты, за недовольство, высказанное в очередях, за прослушивание зарубежных передач по радио. Один продавец ларька был осужден за то, что завернул селедку в кусок газеты, где был напечатан большой портрет Сталина. Рассказывали и такой случай. В окнах районной библиотеки были выставлены две картины: на одной изображалась семья голодного немецкого рабочего, сидящая за столом перед пустыми тарелками, на другой — довольная, сытая, хорошо одетая семья советского рабочего, а на столе перед ней — полные тарелки дымящейся пищи. Внизу соответственно надписи: «У них» и «У нас». Один прохожий сказал: «Надписи перепутали» — и получил за это восемь лет лагерей. А недавно народный суд рассмотрел дело колхозника из Новгородской области, который на заседании сельсовета не выдержал и пустился в критику. Может быть, он где-нибудь слышал, что товарищ Сталин поощряет критику и самокритику, вот и сказал: «Таких, как у нас, председателей три — один сидит под мостом, другой у кобылы под хвостом, а третий у нас за столом». Он был осужден на десять лет, хотя никакого призыва к свержению советской власти не было — бедняга просто выступал против личности председателя.

— У них там, по делу банды, кстати, тоже адвокаты были на суде. И толку-то? — Степан пожал плечами, но сразу же спохватился. Ему опять стало жаль неплохого, судя по всему, советского человека, вынужденного делать такую неблагодарную и грязную работу в своей юридической консультации. Чтобы скрыть допущенную неловкость, он опять потянулся за водкой. — Тяжело, наверное, всяких воров и вредителей защищать?

— Так ведь я в основном по гражданским делам, — покачал головой Чесноков.

— Ну, это проще.

— Как сказать… — Сергей Владимирович аккуратно подцепил кусочек балыка.