Storona

Потолок
не раскрасило
Солнце,
Стены в отзвуках
Божьего храпа.
Здесь в подвале
Донецком питомцы
Новой власти
играют в Гестапо.
Вася прибыл сюда
за упреки.
В ночь задержан
и стал упираться,
Вместе с этим
он выдал намеки,
Что начнет по судам
обращаться.
Пара ребер
изломленных палкой
Пара пальцев
отбитых и пара
Отлетевших зубов,
стали маркой
Бес
– полезности
спора с угара.
Дни прошли
в коллективном изморе.
Чуть еды,
чуть воды и давленье.
Журналист
рядом с ним
по не воле,
Вместе с парнем бездомным —
плененье
Знает много забот
и издевок.
Электрический ток
по телесам.
И растяжки
от толстых веревок
Кровь со рта,
как послание бесам.
И главарь,
что стоит
за всем этим
В камуфляже
российских шевронов
Объяснял
всё доступно,
как детям
Что, зачем, почему,
с чьих законов.
«Кто из вас не укроп,
тот и хуже.
Потому что сидите
по норам,
В миг
когда защищаемся
в стуже
Мы воюем,
вы трусите хором.
Чё!?
В Ростов не успели смотаться!?
Годик – беженец,
дальше – гражданство,
Вы нахлебники
с чубом для братцев
Русский —
платит войной
за пространство
Кто же будет
за Родину биться?
Девяносто процентов
здесь стадо,
Жаждет мирно
от пуль сторониться
И оружием
брезговать радо.
Потому
мы по сильному праву,
Кровью жертвуем,
значит и смеем
Эту землю
и вас без уставу
Для себя же
стричь вместе с Бореем.
Все ресурсы,
весь бизнес,
хозяйство
Всё уместится
в наши мундиры.
Звезд нащелкаем —
и в ходатайство:
Вас на фронт,
ну а мы – командиры»
Вася слушал
и в страх погрузившись,
Сам не понял
бесцельной отваги
Он же, в слово
дрожаще вцепившись,
Бросил отзвук
последний в овраги:
«Вы фашисты и делом,
и словом.
Всех в измену,
кто вашим не стычны!?
Мы вас кормим,
работая хором.
Вы ж от укров
лишь внешне отличны.
Ведь и те
и другие, при мочи
Забирают,
дальнейшее руша,
Производства средства
у рабочих
Кровь – цена
корпоратного куша»
«У рабочих,
да кто здесь рабочий?
Ты – алкаш,
рядом бомж с журналистом.
Может каждый из вас,
вон, охочий
На хохлов поработать
за триста!?
Ничего,
скоро вытянешь лапки…
Журналюгу,
во время обмена
Новых пленных,
отпустим за бабки,
Там всё куплено,
та еще сцена…
Правда
если товарищ опасный
На Москву
этапируем лихо
Будет
сладкий рассказ
громогласный
О свободе,
без лишнего чиха.
Вон знакомый
туда улетучил
На работу,
сам «беркут».
При Рыжем
Псевдолевых
одесских помучил!
Эх, сюда б его…
Вот был бы выжим…
Бомж сиди,
утром примешь лопаты.
Ты – выходим,
тебя расстреляем» —
Взял Слободина стражник
под лапы
И повел,
сожаленьем сникая.
Звук шагов,
а из сердца разряды.
Глаз цепляется
в каждую частность.
Ведь сроднились
сокамерных взгляды,
А уже разорвали
в опасность.
Журналист
«шариевец» слагавший
Правды здесь,
так хотел примиренья
И люмпен-пролетарий
прознавший
Разуверие
вместо хотенья.
Но остались же
чуждые братцы
Там сидеть,
а тебя под укладку
И смирение
стало сверкаться,
Хоть, казалось бы,
должен в обратку.
Задыхаясь,
стоя на коленях.
Грудь издергалась
в такт миокарда.
Звук затвора
в невиданных тенях
За спиною,
глаза как петарда.
И в момент
осознания тайны
Скорой смерти
своей неизбежной.
Только вспомнились
виды брутальны
Шахт, забоев
и пыли неснежной.
Выстрел слышен
позднее,
трип в крике…
Пуля – мимо,
земля лишь задета.
Кожа в углях
и в пачке (тюнике) —
То Цюнык,
с ним плакат
BlackLivesMatter[188]

.И вернулся
Василий к подвалу,
На штанах
пятна
ужаса-мленья
Завтра рано
копать до отвалу.
Белый утренний луч
в наставленье.
«Что терять?» —
дума всуе,
как птаха —
«На периметре пусто,
все знают,
Что никто
не уйдет из-за страха…»
И Василия
ноги шагают.
Он уходит,
а Солнце на небе
В день воскресный,
его согревает.
Может дома
прощение в хлебе
Предоставит жена,
кто там знает?
По дороге,
случайно захожий
В христианскую церковь…
Не густо…
«Где моё и твоё —
то не гоже…» —
Коммуниста
слова Златоуста?
Эх бы свечку
поставить,
монеты
Не припас,
нужно в дом воротиться.
Белый солнечный луч
да куплеты
Расплескались
в священной водице.
Свет проходит
сквозь город стерильный.
И в квартире
Светлана запела,
Сталь сломалась,
но розой фертильной
Раскрывается жизнь
до предела.
В каждом листике,
в каждой росинке,
В каждом камушке,
в каждом протоне
И нейроне,
есть счастья песчинка
Во всеобщем
природном законе.
Отходя
от увечий,
разгадка
Все ж пришла,
обращенная к делу
Путь всей жизни
из рифмы укладка.
Света вызнала,
в радости меру.
Есть гармония —
этот порядок,
Словно ритм, в
повседневность вносила.
Помощь Васе,
средь колющих грядок
Из бурьянов судьбы,
сына жила.
Стих, как формула
данности общей.
Есть несчастье
и счастье в союзе.
Жизнь течет,
не взирая на мощи
Мглы военной,
в погибельном грузе.
Боль, для счастья
открыла наброски.
Вот оно,
всё вокруг,
всё на строфы.
Вид послаще,
помпезность прически,
На балконе листочки,
близ софы.
Сообщенья родителей,
бытность
Из уборок гнезда,
спальня
Вани
И компьютера
божая скрытность
Может там
есть просторы для длани?
Под сокрытым паролем
распашка
Самых разных
разлетов начинок…
Стук по клавишам,
цифр абрашка
Тянет в сеть
интернетных новинок.
Сквозь аккаунт
Корчагинских взоров,
В неизвестной
и маленькой группе,
Что слагается
книгой узоров
Мать великое
видела в купе.
Будто копия
мрачной личины
Близнецом,
не способным к реформе
Своей боли
в благие почины,
Появилась
на матричной норме.
Скорректировать
нужно таблицы
Ведь идея-то истинна,
надо
Градус вектора
выше и птицы
Возрожденья
взлетят без ограды.
Света стала
писать безмятежно
И отправила
в группу коллажи
Букв кольцующих
целостность нежно
Для добра,
сквозь все злые стаффажи.
Под конец,
без сети,
на блокноте
В txt-шной
уютной программе,
Многоточия
в водовороте
Прописала
в изысканной гамме.
Будто муж
должен всё же вернуться
И понять
все ошибки,
ведь жалко —
В злобе личной
ему захлебнуться
Не дано,
жизни будет раскалка.
Будто стихнуть
обязаны брани,
Прогорая
в своем же запале,
Привзнесут
возвращение Вани,
В равновесном
душистом лекале.
Лишь звонок,
скромно павший на тихость
Точки вставил,
глазами к прихожей.
Легких стоп
побежавшая лихость,
Притаила
надежды под кожей.