Сторонний взгляд (ЛП)

— Два дня нас держали в комнатушке не больше чем чулан магазина без еды и воды. Нас было шестеро — все беременные, все сами ещё дети. На третий день они привели мужчину. Каждую из нас вытаскивали из комнаты по одной, и на холодном каменном полу, прямо за дверью клетки, он удалял то, что росло внутри нас без лекарств, без обезболивания и таким способом, что я не буду описывать это вам, поскольку это варварство.

Молчаливые рыдания Фей выдаёт небольшое сопение, но я застыла. Мои эмоции выключены, мозг представляет Дамарис на полу вне той комнаты.

— Затем они бросили нас обратно в комнату, чтобы посмотреть, переживём ли мы ночь. Им было всё равно, выживем ли мы или умрём, пока некоторые из девочек истекали кровью на полу у моих ног, твоя сестра обнимала и успокаивала меня на протяжении всего этого, и я плакала. Она обнимала и успокаивала меня, игнорируя боль, которая разрушала её маленькое тело, а к утру она истекла кровью на моих руках

«Холодно. Мне так холодно».

Я обхватываю руками голени и упираюсь лбом в жёсткие колени. Мой разум фиксирует изображение моей сестры, истекающей кровью на холодном полу клетки, и младенца, вырванного из её тела и отвергнутого, как грязь.

Когда женщина продолжает, её голос не громче шёпота.

— Трое из нас, кто выжил, были спасены на следующий день человеком, который работает на Джеймса. Нас привезли сюда для восстановления. В мой второй день на винограднике медсестра спросила меня, есть ли у меня имя. Называемая всегда только по номеру, я сказала: «один девять два один три», и она посмотрела на меня со слезами на глазах.

Татуировка на моей груди горела, но я заставила себя удерживать вместе пальцы, чтобы остановить себя и не вспороть её ногтями.

Голос женщины становится задумчивым, и к тому времени, когда она заканчивает, скатывается моя первая слеза.

— Она держала мою руку в своей и велела мне выбрать, кем бы я хотела стать, что я могу выбрать любое имя, поскольку я свободна сделать это. Она сказала мне не торопиться с решением, но подумать относительно того, что я хотела от моего нового мира. Я не колебалась. Я сказала ей, что я выбрала своё имя и с того дня и впредь я стала Дамарис.

Сильные разрушающие рыдания вырываются из моей груди и врезаются в воздух вокруг нас. Моя грудь снова и снова горит от боли потери моей сестры и опять наполняется гордостью за неё. Гордостью за маленькую, сломленную, истекающую кровью девочку, которая вдохновила незнакомку передо мной сохранить в живых её имя.

Тёплая ладонь ложится на мою голову и начинает поглаживать мои волосы. От лба до затылка рука поглаживает и успокаивает, каждое прикосновение — извинение за то, что она продолжает жить, неся её имя, в то время как моя сестра умерла на её руках.

— Через день после того, как я выбрала своё имя, медсестра вернулась ко мне в комнату, чтобы сообщить, что она выяснила значение имени. Она сказала, что Дамарис означает «нежный». Я не могу придумать лучшего определения для девочки, которая успокаивала меня до её самого последнего вздоха. Ваша сестра была особенной, Каллия, — шепчет она в мои волосы, целуя их. — Если вы получите хоть какое-то утешение из моей истории, пожалуйста, знайте, что я выжила из-за неё, я здесь сейчас, чтобы рассказать вам мою историю о ней, и каждый свой день я проживаю в её честь.

Я закрываю глаза и уношусь из этого места туда, где моя сестра всегда ждёт меня: на зеленое поле с высокой травой, наполненной жёлтыми цветами. Место, где солнце ярко светит в небе из сахарной ваты, а птицы поют песни о свободе и счастье.

— Дамарис, — зову я, когда добираюсь туда. — Я вижу тебя, нежная.

Глава 26

Грим

Ведро ледяной воды окатывает меня прямо в лицо, и я резко прихожу в себя с неприятным ворчанием.

Воспоминания мелькают передо мной в момент следующего обливания холодной жидкостью, я рычу, избавляясь от излишка воды, как собака.

— Достаточно гребаной ванны. Я принимал душ, перед тем как выйти сегодня вечером, иди-на-хрен-и-подальше.

Я моргаю сквозь влажность и кручусь, чтобы обнаружить, что привязан толстой веревкой к стулу с высокой спинкой.

Мужик, стоящий передо мной с ведром, смеется. Его симпатичная внешность плейбоя в тусклом свете выглядит еще более привлекательно, чем на фотографиях. «Скользкий ублюдок».

— Хорошо, что ты наконец-то присоединился к нам, господин Реншоу, — насмехается он. — Надеюсь, я поиграю с вами некоторое время, прежде чем Хантеры попытаются спасти тебя и облажаются.

— В то время как я реально ценю приглашение, Алексиос, я не очень хорош в играх. Но вот, что я могу пообещать, что я буду просто великолепен в потрошении тебя и наполню твой рот твоим же собственным дерьмом.

Алексиос бросает ведро из рук, откидывает голову назад с нарочитым смехом, сквозь который так и сочится сарказм.

— О, Генри, твой брат говорил мне, что ты забавный.

Он кивает подбородком кому-то позади меня, и в поле моего зрения появляется другой мужчина из задней части комнаты.