– И вот еще что, – не унимался нерегиль. – Тебе также следует знать, что я родился очень давно. Настолько давно, что, когда я ступил на смертные земли, твои предки еще не гоняли верблюдов – потому что верблюды гоняли их, а предки твои убегали на четвереньках, сверкая голым задом и сплевывая колючки. Так что, если сравнить мою родословную и твою – ведущуюся, судя по твоей гордости, каких-нибудь жалких четыреста или даже триста лет, – все исчисление твоих праотцев будет убогим позорищем рядом с самым малым из имен моего младшего брата. Ты понял меня, о юный наглец?
Парнишка с усилием кивнул. Ему больше всего хотелось выхватить из ножен джамбию и…
– Во-от, – с удовлетворением склонил голову сумеречник, наблюдая за борьбой разума и чувств юного глупца. – А теперь, о Абид ибн Абдаллах, скажи мне – вежливо, о Абид! – что ты имел в виду, когда кричал про «правду», о которой молчат шейхи племен.
В зале звучали смешки, люди шебуршались и насмешливо подталкивали друг друга локтями – ну-ну, мол, сейчас это невежественное бедуинское отродье опозорится снова.
– Абид… – очень тихо позвал со своего места все еще стоявший – и то и дело вытирающий пот Абу-аль-Хайджа.
Нерегиль резко вскинул ладонь – молчи, мол.
– Сейид, мой сын, он…
– Молчать! – рявкнул сумеречник, и от общей веселости не осталось и следа.
Юноша стоял, напряженный и несчастный, криво закусив губу щербатыми передними зубами. Похоже, мужество ярости оставило его, а спокойствие принесло с собой благоразумие – и страх.
– Ну же, решайся, о Абид, – по-кошачьи улыбнулся самийа, раскрывая здоровенные глазищи.
– Когда карматы идут по пустыне, они заходят в Вабар, – выдавил, наконец, паренек.
И закрыл глаза – вовремя.
Маджлис взорвался хохотом и криками возмущения. Абу аль-Хайджа закрыл лицо руками.
Иса ибн Махан пожал плечами и развел в стороны ладони – ну что я говорил? Вот такие у меня агенты, сейид, – у них карматы заходят в Вабар.
– Куда заходят?.. – переспросил нерегиль зажмурившегося юношу, сусликом стоявшего перед ним.
– В Вабар, – Абид ибн Абдаллах приоткрыл один глаз, потом другой.
– Замолчи, о второе имя невежества! – заорали у него из-за спины. – Отправляйся в свою пустыню красть коней и угонять верблюдов!
– Вон отсюда, пожиратель колючек и горьких плодов колоцинта!
– Молчать! – заорал нерегиль.
Все постепенно затихли. Абу аль-Хайджа подошел поближе:
– Сейид, мой сын…
– Молчать!..
И нерегиль уставился на юнца – тот уже успел распрямиться и принять довольно гордую позу неприступного достоинства:
– Объяснись, о Абид. О чем ты говоришь, я не знаю этого слова, – в собрании снова поднялся ропот: – Молчать, я сказал!..
Парнишка пожал плечами и снисходительно – мол, кто же не знает, что такое Вабар, – пояснил:
– Вабар – это страна джиннов, сейид. Раньше на месте пустыни были сады сумеречников, народа адит. Но Всевышний истребил их, и огонь Его гнева выжег землю. Тогда Всевышний отдал ее джиннам! Теперь джинны выращивают там финики и пасут скот. Самые красивые верблюды – вабарские, это вам любой скажет…
Абу аль-Хайджа молитвенно сложил руки и сделал просительное лицо – мол, не слушайте его, сейид. Не изменившись в лице, самийа серьезно спросил:
– А люди там есть, в этом Вабаре?
Парнишка так же серьезно ответил:
– Всевышний превратил всех тамошних людей в наснасов.
– В кого?
– В наснасов, – теряя терпение, пояснил юнец. – Ну, наснасы – это у которых одна голова, одна нога, одна рука…
– Сейид… – попытался встрять Харсама ибн Айян.
– Молчать!.. А города там есть?
– А как же! – степенно покивал Абид ибн Абдаллах. – Ирем! Ирем Зат аль-Имад, Ирем Многоколонный – красотища, люди говорят!.. Весь в садах, фонтанах!..
– Сейид…
– Молчать!.. Ты сам видел Вабар?
– Я нет, но с племенем руала ходит…
– А среди ваших есть кто-нибудь, кто видел Вабар?
Парнишка несколько смутился:
– Ну… да… но он…
– Что – он?
– Это старый шейх, он был безумен, еще когда я был ребенком… – тихо сказал обреченно стоявший за спиной сына Абу аль-Хайджа.
– Почему ты решил, что Вабар открывается перед карматами?
– Сейид…
– Молчать!.. Я что, тихо спрашиваю? Почему ты решил, что они уходят туда?
Парнишка вдруг съежился – и боязливо оглянулся на отца. Тот так же обреченно махнул рукой. И Абид сказал:
– Я… я ходил… с ними… один раз. Проводником…
Собрание закивало и зашебуршалось – кто бы сомневался. Бедуины – ублюдки без чести и стыда, не знающие истины и веры. Бедуины служат тому, кто им заплатит, – и убивают так же, без зазрения совести.
– Сейид…
– Молчать!
– Мой сын был заложником! У руала! Он ни в чем не виноват! Я отдал его в заложники, а они отправили его с карматским отрядом!
– Рассказывай, о Абид, – ледяным голосом приказал самийа.
Пожав плечами и еще раз оглянувшись на поникшего отца, юноша рассказал:
– Мы шли с ними долго. А потом карматы разделили караван – нас отправили в Неджд, а сами пошли прямиком через пески. И я видел – у них воды на пару дней пути от силы. За пару дней до аль-Ахса не дойдешь.
– А если там колодец? Оазис? – скривился нерегиль.