Сторож брату своему

Среди шатров было не протолкнуться: на торжества сбежались и свои, и чужие, охочие до дармового угощения людишки. С криками выносили котлы с дымящимся рисом, вертели над угольями ободранные тушки козлят и даже баранов.

От шатра шейха донесся жалобный рев верблюда – видно, готовились резать. Антара лично ходил сегодня с отцом к стаду, выбирать молодых самцов, годных на мясо.

Мальчишки надеялись, что в свадебную ночь все перепьются, а на следующее утро, за похмельем и счастливой сытостью, и думать забудут об их проступке. Судя по гомонящей толпе, толкающейся и пихающейся у каждого полога, так оно и будет.

Осторожно ступая и на всякий случай прикрывая лицо краем бурнуса, Антара крался к отцовскому шатру. А потом вдруг остановился как вкопанный – куда он прется, идиот! Сегодня оттуда точно всех выставят – отец будет заниматься с девчонкой!

И парень решительно свернул на окраину – к шатру толстой Афаф. Провести вечер с сумеречником всяко лучше, чем попасть под палку дюжего Азама, чернокожего раба отца – по слухам, брата покойной матери.

Дойдя до шатра, он вовремя остановился – что-то вокруг подозрительно тихо. Сутолока осталась позади, у шатров шейха и его семьи. А здесь, вдалеке от колодца и от приготовлений к свадьбе, было пустовато.

Вот почему Антара сразу увидел двоих людей, совещавшихся у полога шатра Афаф. Занавес-гата, тканный в красно-зеленую полоску, привалили охапками хвороста – чтобы ветром не поднимало. На этих-то вязанках и сидели двое разговаривающих тихими голосами, с ног до головы закутанных – кто же это?.. Может, сумеречники?..

Антара хлопнулся наземь и, чуть подняв голову и насторожив уши, пополз вперед.

Подползя, он чуть не плюнул – вот себе навыдумывал. Это ж сама Афаф и – отец. Интересно, что он в такое время здесь делает, ему ж скоро Римку за полог вести…

О чем это они беседуют, да еще так тихо?..

– Спит, говоришь?

– Да он вечно дрыхнет, этот сын змеи… – сварливо бурчала старуха.

– Накормила досыта?

– Да уж куда больше, сколько сожрал, как в него столько влезает, в этого сына прелюбодеяния, и куда девается потом, худосочный заморыш, как на ногах держится, однако ж обглодал все ребрышки…

– Тогда пойдем.

Похожие на кули тени – по осеннему времени все кутались в шерстяные аба – поднялись и пошли вдоль гата. К хозяйственной половине, где квартировали кобыла и Рами. Затаив дыхание, Антара осторожно поднялся и потрусил следом. Чего им надо от сумеречника?

За откинутым пологом фыркнула и утробно гоготнула кобыла. Зазвякали путы – лошадь затопталась.

Афаф с отцом что-то такое делали внутри – только непонятно что.

– Я не понял, – вдруг донесся до Антары спокойный голос Рами.

– Чего ты не понял, о бедствие из бедствий? – рявкнула старуха.

– Что это такое?

Звякнуло.

– Ты и впрямь, что ль, дурачок? Это цепка лошадиная!

– Вы меня что, с кобылой в темноте перепутали? – зазвенел злостью голос сумеречника. – Я обещал – значит, не сбегу! Какого…

– Не обижайся, Рами, – вдруг сказал отец. – Это не для того, чтоб ты не сбежал. Это чтоб тебя не украли.

– Что?!..

– Эй-эй-эй! Забыл? Слово ты дал, слово дал, что меня слушаться будешь! Я сказал – ты сиди!

– А ты не забыл? Что обещал плохого не приказывать?! Это что такое, по-твоему, а?! Хорошее, да?!

– Зачем так кричишь? Ты жизни не знаешь, Рами, не обижайся! Украдут тебя, если не пристегнем, как есть украдут, даже глазом ты моргнуть не успеешь! А утром Афаф тебя отстегнет – иди куда хочешь, да?

– Угу, – сдавленно и зло отозвался Рами. – Если меня будут красть, я буду ржать и бить копытом, небось не пропустите.

– Тебе бы все шутить, дурачина, – сурово отрезала Афаф и величественно выплыла из шатра.

Затаясь в темноте, Антара едва сдерживал рвущийся наружу хохот. А потом, проводив глазами удаляющуюся тень отца, раздумал лезть под полог к Рами: этим вечером сумеречнику, похоже, будет не до рассказов. Афаф меж тем, звеня ключами, засеменила следом за шейхом – к пиршественным кострам.

Улыбнувшись в темноте, Антара направился следом за ними – побьют так побьют. Зато накормят досыта.

* * *

Кобыла сочувственно вздохнула у Тарега над головой. Он отсутствующе погладил ее по мягким бархатным ноздрям. Теплое дыхание пощекотало пальцы.

Цепь, кстати, оказалась очень короткой – всего в локоть длиной.

– Не грусти так.

Мягкий женский голос заставил его подпрыгнуть на циновке.

Ну да, конечно. Перед ним непринужденно расположилась бедуинка в черной абайе. На этот раз Узза приняла облик вполне человеческих размеров – тоже понятно, в шатре тесно, госпожа не при параде, корона бы полог задевала.

– Может, отстегнете по дружбе? Ну или в знак благодарности за услугу? А, уважаемая? – И нерегиль выразительно покосился на железный браслет на щиколотке.

– Ты осмелел, – фыркнула Узза. – Смотри как дерзишь мне, не то что в Таифе. В Таифе ты дрожал, как тушканчик.

В ответ Тарег пожал плечами:

– А что вы мне сделаете, госпожа? У меня же ничего нет. А когда ничего нет, отнимать нечего. Я – свободен.

Узза тихонько рассмеялась. Он скривился:

– Ну да, ну да. Лошадиная цепочка. Наши философы называли это словом парадокс.