Поэтому теперь Витька с луком наготове разъезжал за спинами Римовских ратников. Однако невозможно было определить, где его поджидала большая опасность — впереди или за спинами воинов.
Уж не бились Римовцы бок о бок. Во многих местах их ряды были разорваны и в те щели, словно вездесущая вода, просачивались вьющиеся степняки.
Одна большая сеча превратилась в огромное количество поединков. Отовсюду доносилось тяжелые крики, звон ударов, вопли о помощи, проклятия…
Теперь кто-то из Римовцев радостно вскрикнул. Витька оглянулся и увидел, как с той стороны, где был Воинь, появилась немаленькая группа дружинников. Вел их заросший по самые уши мужчина. Воинцы с разгона, словно камень в воду, врезались в половецкие ряды.
Половцы на миг качнулись. Все же выстояли и за минуту с еще большим рвением подвинули вперед. Но двигали недолго, потому что теперь с той стороны, где бился Муровец, послышались напуганные возгласы.
Витька оглянулся.
Муровец уже не держал молот в руках. Вместо нее он крутил над головой половцем в пышной ханской одежде. Хан неистово верещал, а половцы отступали от Муровца, не поднимая ни сабель, ни стрел — боялись попасть у своего хана.
Заглядевшись на это, Витька едва не проворонил тот миг, когда из безумства битвы вырвался один половец и с пронзительным воем помчал на парня.
Это был Смоква, тот же половец, который преследовал Витька до Змеевой норы. Витька пустил в него стрелу, однако половец резко нагнулся и стрела только скользнула по его шлему.
Смоква налетел, словно вихрь. Все же Витьке удалось отбить первый удар. Во второй раз не смог, потому что рука онемел от сильного удара. А тогда разлетелся щит, не выдержали кольца кольчуги — и что-то острое впилось в Витькино плечо.
В глазах потемнело. Успел лишь заметить, как сбоку налетел Лыдько и наотмашь рубанул по незащищенной половецкой шее.
— Олешко, Мирко ранен! — вскрикнула Росанка.
Олешко порывисто оглянулся и это едва не стоило ему жизни. Все же отбил удар и приказал:
— К норе его! Слышишь, Лыдько, к Змеевой норе!
Лыдько подхватил ослабшее тело товарища и помчался с ним в обход половецкого войска — туда, где за несколько сотен шагов должна была быть Змеева нора.
— Да Змея выпусти! — звал вслед Попович — Змея, говорю, выпусти!
Несколько половцев, которые ринулись Лыдьке наперерез, нерешительно остановились.
Лыдько перенес товарища к куче камней, которыми на всякий случай было прикрыто место бывшей норы.
Напрягшись, откатил в сторону одну глыбу, вторую… Образовалась небольшая выемка.
— Лезь сюда — велел Лыдько, трудно переводя дух — И замри. Если останемся живы, вернемся по тебя. А нет…
Витька в последний раз бросил взгляд туда, где над Римовским обрывом возвышалось Городище.
— Лыдько! — внезапно вырвалось у него — Посмотри, наши идут!
Лыдько оглянулся. И правда, от Римова неслось достаточно большое войско. Передние были уж возле Портяной, а на взгорье и за ним все еще вздымалась густая пыль. Впереди, размахивая мечом, летел всадник в красном плаще. Его полы вздымались на ветру, как крылья разгневанной птицы.
— Князь Владимир! — радостно заорал Лыдько — Теперь живем! — и стал спешно подталкивать Витька к выемке. — Лезь, Мирко быстрее! Потому что еще копытами затопчут…
Витька из последних сил пополз между камнями. Голова прислонилась к месту, где виднелось темное пятно.
И здесь сознание оставило его…
Возвращение
Будто сквозь сон до него донесся какой-то невыразительный звук. Сначала Витька подумал, что это ревет где-то за Римовым разгневанный тур. Однако вскоре звук стал другим — густой, рокочущий. На такое не был способен даже самый сильный из туров.
«Похоже на вертолет — всплыла в Витькиной голове вялая мысль — однако откуда ему взяться в Римове»?
И тогда ему за воротник посыпалась влажная земля. И чем больше она осыпалась, то более выразительным и более близким становился вертолетный рокот. Витька с усилием выбросил перед собой здоровую руку, отгреб в сторону горсть земли. Впереди засерело. Он погреб еще раз — и откуда-то к нему прильнул лучик другого света…
Внезапно кто-то осторожно взял его на руки и понес сквозь сумерки под слепящее солнце. Витька крепко зажмурил веки. Когда опять раскрыл, то из его груди вырвался радостный возглас: он был на руках Поповича.
— Олешко… — прошептал он. И тут парня надолго обступила сплошная тьма.
А потом напротив Витька сел казак Мамай. Он тихо перебирал струны своей бандуры и смотрел куда-то вдаль уныло-задумчивыми глазами. Мамай чем-то был похож на Илью Муровца, который снял шлема и зачем-то укоротил усы. Внезапно казак начал уменьшаться в размерах. И уменьшался до тех пор, пока стал картиной на белой стене.
— Где я? — прошептал Витька и с усилием повернул голову в сторону. В тот же миг до него долетел чей-то бодрый голос:
— Вот видите! Он пришел в себя. Даже не представляете, сколько этот герой еще принесет вреда соседским садикам!