В ударах пирата было меньше силы, и это единственное, что спасло Томасу жизнь, у него едва хватило дыхания, чтобы защищаться. Бросаясь друг на друга и парируя, атакуя и парируя, двое мужчин ходили взад и вперед, появляясь и исчезая в желтом дыму, кашляя и хрипя.
Марлоу едва мог что-то видеть своими слезящимися глазами. Он не понимал, что впереди, а что сзади. Он споткнулся обо что-то и чуть не упал, а когда пришел в себя, то ждал, когда клинок Леруа пройдет сквозь дым и прикончит его, но этого не произошло, и Марлоу снова остался один в желтом едком аду.
— Леруа! — прохрипел он, затем подавился. — Леруа, ты глупый сукин сын, пьяный бесполезный сумасшедший! Ты жалкий негодяй! - Если бы он мог свести его с ума, разъярить, тот мог бы совершить ошибку, и тогда он мог бы убить его и вернуться на палубу до того, как сам потеряет сознание. — Леруа!
Он услышал кашель откуда-то в дыму, рвота, а затем голос Леруа, невнятный, сбивчивый: — Дьявол, это он привел нас сюда, он и убьет нас с тобой обоих.
Марлоу сильно заморгал, посмотрел в ту сторону, откуда, казалось, доносился голос. Там был танцующий свет, похожий на привидение, на дух, движущийся через заполненное дымом пространство. Он снова моргнул. Он больше не мог сказать, был ли он в сознании или нет, мертв он или жив. Возможно, он уже был в аду. Он больше не боялся. Ему было все равно.
И затем из какого-то дальнего уголка его сознания пришло осмысление, что движущийся призрак был факелом. Леруа, должно быть, поднял факел. Он, должно быть, держал его, и это означало, что где был свет, там был и Леруа.
Марлоу тяжело дышал, кашлял и держал свою саблю перед собой, как копье. Он сделал неуверенный шаг вперед, и его нога наступила на что-то мягкое. Он преклонил колено и дотронулся до нее. Это была шляпа. Шляпа Леруа. Он поднял ее и сделал шаг в сторону качающегося света, затем другой, спотыкаясь, к факелу, пытаясь дотянуться до него, прежде чем потеряет сознание, прежде чем упадет в последний раз.
По мере того как он приближался, огонь разгорался ярче, и вдруг он увидел пламя, настоящее пламя, но Леруа был лишь тенью, темным контуром в желтом дыму. Он сделал паузу, напрягся, а затем бросил шляпу в Леруа.
— Merde! — закричала темная тень, затем извернулась, и лезвие пронзило дым, тень рубила то, что в нее попало.
Марлоу бросился в атаку. Два шага, и в рассеянном свете факела он увидел темное лицо Жан-Пьера Леруа, его грязные щеки в полосах от слез. Он увидел, как Леруа моргнул и оторвал взгляд от шляпы, сбитый с толку тем, что набросилось на него из пелены дыма, а затем Марлоу почувствовал, как острие его сабли входит в плот, и со всей силой, оставшейся в его руках, он вонзил клинок.
Глаза Леруа широко раскрылись, рот открылся, и он издал долгий, протяжный вой. Факел выпал у него из рук, и он отшатнулся, когда Марлоу повернул лезвие и вытащил его.
Они были так близко друг к другу, что Марлоу почувствовал запах Леруа, даже сквозь серу, запах пота, рома, зловонного дыхания и разложения. Он видел, как темная кровь хлынула у него изо рта, когда он падал. Он наблюдал, не в силах пошевелиться, не в силах дышать, как человек, которого он боялся больше всего на свете, рухнул на палубу.
Он сделал шаг вперед, наклонился, не в силах поверить в то, что видит. Было невозможно, чтобы Леруа был мертв, но у него в руках была его сабля, сабля Томаса Марлоу, и с нее капала кровь пирата.
И тут внезапно Леруа ахнул, поперхнулся и выплюнул еще больше крови, которая потекла черными струйками по его щекам и бороде. Он моргнул и посмотрел на Марлоу широко раскрытыми глазами, а затем со звуком, который в равной степени состоял из рвоты, кашля и крика, перекатился, схватил факел и отшвырнул его в сторону.
Их снова поглотила тьма, тьма и рассеянный желтый дым от серных котлов, а из тьмы доносились рвота и кашель, где Леруа вел свой последний бой.
И тут вдруг факел вспыхнул, и свет стал во много раз ярче. Желтый дым осветился изнутри, и Марлоу увидел дикую ухмылку смерти на лице Леруа, но в его глазах все еще была жизнь. Он кашлянул и слабым голосом сказал: — Cochon.
Из центра факела Марлоу услышал треск, хлопки и шипение, безошибочный звук горящего пороха. Он почувствовал, как его глаза расширились, несмотря на боль от серного дыма. Леруа, должно быть, проложил горючую дорожку к пороховым бочкам. Конечно, он бы это сделал. Он не стал бы создавать свой собственный ад, не подумав об этом.
— О, будь ты проклят! — услышал он свой собственный голос, а лежащий у его ног пират хохотал, пока не начал задыхаться. Марлоу воткнул саблю в перевязь на боку, низко пригнулся и помчался в том же направлении, откуда пришел. Корабль вот-вот взорвется. Он должен был вывести своих людей, и он не знал, сколько времени у него было.