Стожары. Повесть

Андрея Иваныча назначают директором семилетки. Недавно они вместе с Татьяной Родионовной собирали на беседу всех ребят, которые оставили школу, и их матерей. Разговор был долгий. Почти все матери согласились, что детям нужно вновь садиться за парты. Сейчас Тимка Колечкин, Ваня Строкин и другие ребята уже ходят к учителям заниматься. Занимается и Федя.

Санька растерянно заморгал глазами: ребята возвращаются в школу. Вот это новость!

- Ты, Саня, хорошо шел по русскому языку, - шепнула Маша, - помог бы Феде, трудно ему очень.

- Какой я помощник… сам все перезабыл, - смутился Санька и попросил рассказывать дальше.

- Андрея Иваныча в колхозе членом правления избрали, - продолжала Маша. - На днях собрание было. О Старой Пустоши говорили. Твоя мать колхозникам какую-то тетрадочку читала - в ней много чего про Пустошь написано.

- Это тятькина тетрадь, я знаю, - сказал Санька. - И что решили?

- Решили всю Пустошь целиком поднять. Татьяна Родионовна с учителем в район поехали, с планом.

- Это да! Это по-стожаровски! - одобрительно сказал Санька. Ему очень хотелось спросить о пшенице на пятой клетке, но он не решался.

Вдруг Федя сам заговорил об этом:

- На пятую клетку поглядеть хочешь?

Санька нахмурился. Разве это по-дружески - напоминать о том, что хотелось бы забыть навсегда, как дурной сон?

Санька поднялся и взял косу. Нет, никогда ребята не простят ему гибели пшеницы. И взрослые не простят, и Андрей Иваныч…

- Почему ты молчишь? - допытывался Федя. - Я серьезно спрашиваю.

- А о чем говорить! Не удалось ведь поднять пшеницу…

- Да он же не знает ничего! - Маша всплеснула руками. - Как с луны свалился… - И она потянула его за собой: - Пойдем на участок скорее, сам все увидишь.

- А дед Векшин… он же меня…

Но Маша только махнула рукой и рассмеялась.

Глава 32 «КОНШАКОВКА»

На участке ребята шумной гурьбой окружили Саньку.

- Здоров, тореадор?

- Как боевое ранение?

- Поправился ты на казенных харчах…

- Подождите, ребята, дайте ему прежде с пшеницей поздороваться. - Маша растолкала мальчишек, подвела Саньку к пятой клетке. - Здравствуйте, колоски, здравствуйте, зернышки! Это вот Саня Коншаков. Скажите ему, что вы живы, здоровы.

В другое время Санька, может быть, и посмеялся бы над таким странным разговором, но сейчас он молча опустился перед посевами на корточки. Каждый смятый стебелек пшеницы был поднят с земли, расправлен и привязан лыком к тонкой хворостинке. Кое-где колоски увяли, сморщились. Но таких было немного. Большинство стебельков стояли бодро, крепко вцепившись в землю корешками.

На второй половине клетки хворостинок уже не было, но и там пшеница была прямая, сильная, словно никогда Санькины колени не приминали ее к земле.

- Вы что, поднимали ее или нет? - вполголоса спросил Санька.

- Немножко поднимали, а потом бросили, - сказал Федя.

- А почему же она вся выпрямилась?

- За это твоего отца благодарить нужно.

- Тятьку? - Санька ничего не понимал.

- Его… Такой уж он сорт вырастил. - И Федя рассказал: - Отвезли тебя в больницу, а мы - на участок. Колышков наготовили, Тимка с Ваней Строкиным нам бечевок наплели из лыка. Начали мы каждый примятый стебелек поднимать да к хворостинке привязывать. Поднимем, подкормочку сделаем, польем. А стебельков этих знаешь сколько! Одну тысячу подняли, другую, третью, а им конца-краю нет. Поясницы у всех онемели. Семушкин - так тот заболел даже. Тебя мы честили - поди, каждую минуту икалось. А на третье утро выходим на участок и видим: пшеница сама начала выпрямляться. Дедушка с учителем обрадовались и говорят нам: «Не надо теперь никаких хворостинок, это неполегающая пшеница. Сама встанет». И правда, на пятый день вся она и поднялась.

- А знаешь, как мы ее назвали? - спросила Маша.

- «Неполегающая»?

- Нет.

- «Стожаровка»?

- Опять не угадал. «Коншаковка»!

- «Коншаковка»?! - вздрогнул Санька.

- Теперь твоего отца люди никогда не забудут, - тихо сказал Федя.

Санька низко склонился над посевами. Он вдыхал запах влажной земли, стеблей пшеницы, у него щемило сердце, и хорошие, благодарные слова к товарищам роились в его голове. Но Санька не умел говорить таких слов. Он только вытащил из кармана горсть орехов и принялся оделять всех по очереди:

- Берите, берите, у нас дома много.

- Дед Захар идет! - подбежал вдруг Семушкин. - Как с Санькой-то быть?

- Он с нами работать будет, - ответила Маша. - Так дедушке и скажем… Правильно, ребята?

- Правильно-то правильно, - неопределенно протянул Семушкин, - только он ведь такой, дед Захар… кто его знает…

Невдалеке мелькнула белая дедова рубаха.

- Я ему потом покажусь… - Санька подался за куст.

Но было уже поздно. Дед Захар подошел к ребятам, потянул носом:

- Чую, каким духом пахнет, чую. Ну-ка, гроза плодов и злаков, выходи на свет божий, держи ответ!

Санька вышел из-за куста и неловко одернул гимнастерку.

Маша бросилась к деду Захару, повисла у него на руке:

- Дедушка, голубчик! Мы же вам про все сказывали… Не стращайте вы Саньку!