Стожары. Повесть

Нередко она возвращалась с работы еще до перерыва и, не раздеваясь, ложилась в постель.

Заглядывала соседка, прибирала избу, мыла посуду и все советовала Катерине пить какой-то травяной отвар. от которого все болезни, как ветром, сдувает.

- Пройдет и так, - безучастно отвечала та. - Простудилась я, видно… на сырой земле полежала.

Санька только удивлялся, как можно простудиться. Дни стояли сухие, жаркие, и даже вечером земля хранила дневное тепло.

Однажды поздно вечером Саньку разбудил певучий говорок Евдокии. Острый коготок коптилки царапал темноту, мать лежала в постели, зябко кутаясь в одеяло, соседка сидела у нее в ногах и жаловалась на Татьяну Родионовну:

- Вызывает меня председательница вчера в правление и говорит: «Ты, Девяткина, женщина здоровая, поработай-ка в поле, а молоко возить мы другого поставим». А какая ж я здоровая! У меня от полевой работы поясница разламывается, сердце заходится. И все ведь по зависти меня очернили. Будто я торговлишкой на базаре занимаюсь… Хотя и то сказать, какой же грех в этом! На колхозных хлебах теперь не проживешь. Да и не с нашим здоровьишком в колхозе сидеть. Я вот в городе была на днях, у брата Якова. В артель к себе зовет, кладовщицей обещает устроить. Поедем вместе, Катюша! Работа и тебе найдется.

Санька насторожился.

Что это? Соседка уговаривает мать оставить Стожары, а та покорно слушает Евдокию и молчит, молчит.

- И ребятам полегче будет, - продолжала Евдокия. - Петьку с Санькой в сапожники определим - они давно охоту имеют.

Санька беспокойно заворочался в постели, потом встал и, шлепая по полу босыми ногами, подошел к ведру, зачерпнул ковшом воду и долго тянул ее маленькими глотками, хотя пить ему совсем не хотелось.

- Ты чего это полуночничаешь? - спросила его Евдокия.

- Спал, разбудили… - Санька поднял над головой коптилку, осветил циферблат часов-ходиков, подтянул гирьку, недружелюбно покосился на соседку. - Скоро петухи запоют…

- И впрямь, час поздний, - поднялась соседка. - Так ты подумай, Катюша. Добра желаю, не чужая ты мне.

Санька проводил ее, запер калитку и, вернувшись обратно в избу, присел около матери:

- Какие у вас секреты с Евдокией? Чего она зачастила к тебе?

- Знобит меня, Саня… Накрой чем-нибудь, - попросила Катерина.

Санька укутал мать шубой.

«Сманит ее эта Девяткина, вскружит ей голову», - с тревогой подумал он, ложась в постель, и вдруг ему представилось, как мать грузит на телегу домашний скарб, заколачивает окна, вешает замок на калитку и они всей семьей покидают Стожары.

«Я соседку и в избу не пущу, - расхрабрившись, решил Санька. - Ступеньки у крыльца подпилю, пусть ноги поломает».

На другой день Катерина попробовала встать с постели и не смогла.

Поднялся жар. Ночью она бредила, звала Егора: то умоляла его вернуться, то прощалась с ним.

Санька до рассвета не сомкнул глаз. Растерянно бродил по избе и все спрашивал мать, не хочет ли она моченой клюквы или квасу.

К утру жар спал, и Катерина послала сына за соседкой - пусть подоит корову и истопит печь.

- Не надо Бвдокию, - заявил Санька, - сам управлюсь.

Взяв подойник, он вместе с Феней вышел во двор.

Лежа в постели, Катерина слышала через приоткрытую дверь, как они долго доили корову, как Санька нежно называл ее красоткой, умницей, а ноги ее, в черных ошметках навоза, величал ножками и как потом - видно, так и не поладив с коровой, - заорал на нее, что она злыдень и ее давно пора отправить на живодерку.

Затем прибежала Маша и попеняла Саньке, почему он не позвал ее раньше: уж что-что, а коров она умеет доить получше мальчишек.

Заглянули в избу Федя с Тимкой, и ребята всей компанией принялись за хозяйство. Принесли дров, воды, затопили печь, потом яростным шепотом заспорили, рано или не рано ставить на огонь картошку, и наконец что-то опрокинули - как видно, чугунок с водой, потому что дрова в печи сердито зашипели.

- Стряпки вы на мою голову! - Катерина приподнялась на локте. - Идите-ка восвояси.

А на душе было радостно, что дети так участливы к ней и так крепко подружились с Санькой.

Пришла Лена Одинцова, резонно заявила, что мальчишкам у печки делать нечего, отправила их за доктором, а сама с Машей занялась хозяйством.

В полдень Иван Ефимович навестил Катерину. Он нашел у нее воспаление легких, выписал лекарства и строго-настрого приказал не подниматься с постели.

Когда фельдшер уехал, Катерина задремала и вскоре заснула.

Во сне она опять бредила, и Санька не отходил от нее ни на минуту.

Очнулась Катерина в сумерки и не сразу разглядела сына. Он сидел у нее в ногах, теребил кромку одеяла, по лицу его текли слезы.

- Дурачок… испугался, - слабо улыбнулась мать и, выпростав из-под одеяла руку, потянулась к Саньке. Но он неловко сполз с кровати и отошел к окну:

- Лежи ты, лежи!

В калитку постучали. Санька вышел и столкнулся лицом к лицу с Евдокией.

- Что с мачехой-то, Саня? Приболела, сказывают? Я вот ей кисельку принесла.

- Не требуется, - не очень любезно ответил Санька и попытался прикрыть калитку. - Доктор сказал, чтобы лишний народ к ней поменьше ходил.

- Это кто же, сирота, лишний-то? - удивилась Евдокия.