Стожары

Санька был доволен, что проснулся так рано. Еще бы! Ведь нет большего конфуза, как заявиться на луг, когда там уже вовсю идет работа.

Вскинув косу на плечо, Санька направился к конторе колхоза.

Из всех изб тянулись туда колхозницы, старики, ребятишки. Подошел дед Векшин со своей "бригадой".

- Ты бы, Захар Митрич, поберег себя, - сказала ему председательница.

- Не могу, Родионовна. Руки зудят. Хоть разок пройдусь!

Все пошли на луг, который лежал за лесом, в излучине реки, километрах в трех от Стожар.

На лугу было свежо, тихо; трава, отяжеленная обильной росой, полегла к земле, казалась дымчатой, сизой.

- А ну, братцы-стожаровцы! Богатого вам укоса! - Дед Захар поплевал на ладони и сделал первый взмах косой. - Коси, коса, пока роса!

Следом за ним пошли лучшие косари-женщины.

Но старик быстро выдохся, отошел в сторону и занялся тем, что точил колхозницам затупившиеся косы.

Мальчишек Татьяна Родионовна поставила косить отдельно от взрослых, на мягкую, сочную траву около реки.

Федя стал с самого края участка, за ним пошли Степа Так-на-Так и Алеша Семушкин.

"Далеко не уйдут", - подумал Санька и занял место позади Семушкина.

Подошел Девяткин. Он был в своих тупоносых, непромокаемых башмаках, на боку висел футляр из светлой жести, из которого, как кинжал из ножен, выглядывал точильный брусок.

Заметив Саньку, он опасливо покосился и решил, что, пожалуй, следует держаться от него подальше. Но на всякий случай попробовал завести разговор:

- Брусочек у меня хорош, Коншак... Сам косу точит. Хочешь попробовать?

Но Санька будто не замечал Девяткина. Он опустил свою косу на траву, откинул наотмашь правую руку, и коса выписала первый полукруг.

"Еще денек, и совсем отойдет!" - ухмыльнулся Девяткин и пристроился косить вслед за Санькой.

А тот шел вперед.

Коса, легонько посвистывая, как челнок, сновала то влево, то вправо, с сочным хрустом срезала под корень пестрое луговое разнотравье и собирала в толстый взъерошенный валик.

"Песня, а не работа", - говорил, бывало, отец, и Санька подолгу мог любоваться, как он легко, точно играя, размахивал косой.

И сейчас мальчик старался во всем подражать отцу. Косу в руках держал твердо, к земле прижимал плотно и травы захватывал ровно столько, чтобы ни один стебелек не оставался неподрезанным.

А чего только не было в густой траве!

Вот коса срезала небольшой муравейничек, и белые яйца, как рисовые зерна, просыпались по кошанине. Выпорхнула из-под лезвия серая луговая куропатка и с жалобным писком побежала по траве. Точно капельки крови, мелькнули в зелени красные ягоды земляники.

Но не к лицу серьезному косарю бегать за куропатками, нагибаться за земляникой.

И Санька косил не останавливаясь. Уже побежало тепло по жилкам, разгорелись плечи и спина, все веселее и звонче пела коса.

Но чьи это впереди ноги?

- Берегись! Пятки подрежу! - озорновато закричал Санька.

Алеша Семушкин мельком оглянулся, стряхнул с носа капельки пота и еще быстрее замахал косой, чтобы оторваться от наседавшего сзади Саньки.

- А кого за вихры привязывать будем? - засмеялся Санька, оглядывая Алешин прокос, где оставались стебли нескошенной травы. - Эх ты, косарь-травоглад! Макушки только сбиваешь.

Алеша не нашелся что ответить, но косить стал медленнее и чище.

А Санькина коса посвистывала все ближе и ближе.

- Порядка не знаешь, - напомнил Санька. - Отстаешь - сворачивай в сторону, других не задерживай.

Семушкин с кислым видом уступил свое место Саньке, а сам пристроился позади всех косарей.

Санька поглядел на идущих впереди Степу и Федю. снял гимнастерку и, размахнувшись, бросил ее к ногам девчонок, которые разбивали граблями скошенную траву. "Ну что ж, была не была! Пусть Маша посмотрит; как ее дружок Федя запросит сегодня пощады. Это ему не в игры играть за околицей, не на грядках копаться".

- Смотри, раздевается, - толкнула Машу Зина Колесова. - Будет дело!

Девяткин поплевал на ладони, хекнул и крикнул:

- Правильно, Коншак! Загоняем их до упаду. Эгей, векшинские! Береги пятки!

Федя и Степа оглянулись и тоже разделись.

Молодые косари достигли конца делянки, сделали второй заход, потом третий, но порядок оставался тот же: Федя со Степой шли впереди, Санька с Петькой - сзади.

Неожиданно Степа чиркнул косой о булыжник, запрятавшийся в траве. Острие затупилось, и, сколько Степа ни шаркал по нему бруском, коса уже не срезала, а только приминала траву.

Санька с Петькой между тем наседали сзади.

Степа занял место вслед за Семушкиным.

Из-за леса неторопливо выкатилось огромное оранжевое солнце, решив, что наконец-то пора и ему начинать свой трудовой день. И луг, до того сизый и дымчатый, заиграл миллионами цветных огней, словно осыпанный самоцветами, расцветился такими яркими и чистыми красками, что молодые косари невольно залюбовались. Но ненадолго. Через минуту они вновь размахивали косами.

Теперь впереди Саньки и Девяткина оставался один Федя Черкашин. Он косил ровно, размашисто, крепко упирая ноги в землю и выставив вперед правое плечо. "Все равно догоню", - распаляясь, подумал Санька. Девяткин между тем начал выдыхаться.