Читаем Страдание и его роль в культуре полностью

О смерти, как и о связанных с нею страданиях, написано очень много, даже невообразимо много. Поэтому считать, что мы о ней ничего не знаем, ни в коем случае нельзя, хотя пишут о ней в подавляющем большинстве случаев те, кто не приближался к ней вплотную ни на войне, ни в мирной жизни. Несомненно, что страдание появляется из-за смерти другого человека, дорогого и близкого, и это очень распространенный путь познания смерти и ее цены. Здесь не нужно ссылаться на то, что это обыденный и ненаучный путь, хотя бы потому, что он может стать объектом научного познания. Для «обыденного» человека это такая же ноша, как камень для Сизифа.

Поистине бесценен опыт познания смерти на войне, когда смерть буквально рядом с тобой, материализуется в смертях товарищей и собственных страданиях из-за страха уйти вслед за ними. Этот страх нередко достигает уровня отчаяния, даже независимо оттого, во имя чего ведется война.

<p>Глава II. Проблемы страдания в религии</p><p>1. Культ страдания в христианстве</p>

Поиск причин страданий в потустороннем вполне логично приводит к мифологическому религиозному творчеству, которое с этой точки зрения представляет собой описание, анализ и объяснение человеческих бед посредством явлений и процессов внереального мира. Странствия в нем обычно именуют духовностью, но очень часто источником бед и катастроф выступает центр такой духовности — сам Бог. Так было с великим страдальцем Иовом, за свои муки бросившим вызов Богу, который обрушил их на него и даже «завел судебное дело». В апокалипсических сочинениях катастрофы ниспосылаются на людей богами и другими божественными силами.

На мистическом уровне страдание может быть понято как проявление смерти с Христом. Именно так определяет А. Швейцер, комментируя тексты апостола Павла. Идея страдания с Христом либо переходит в идею соумирания с ним, либо чаще всего просто вытесняется этой идеей. Как бы следуя некоему внутреннему побуждению, Павел обычно позволяет мыслям о страдании переходить в мысли о смерти. Он, как правило, не идет окольными путями рассуждений о страдании и говорит о смерти там, где, повинуясь голосу разума, должен бы говорить лишь о страдании[42].

Такое отношение к страданию, точнее, такое максимальное сближение страдания и смерти Христа говорит о фанатической, предельной преданности Павла Учителю, в котором он как бы растворяется и не видит иной смерти, кроме Его. Для Павла это означает сопричастность к мессианскому царству, а его страдания продолжают страдания Иисуса. Подобные чувства тогда проповедовал не только Павел. В Первом послании Петра изложена идея преемственности страдания наряду с идеей общего страдания, что. по-видимому, должно было укреплять представления об искупительной смерти Мессии. Однако ни тогдашние, ни позднейшие, ни современные религиозные догматики были не в состоянии дать логичный и удовлетворительный ответ на вопрос о том, каким образом могло переходить на других то, что завоевал в своем страдании Иисус. Иными словами, каким образом Его смерть оказалась способной искупить чужие грехи. Однако для верующего таких сомнений быть не должно, для него вполне зримы и жертва Христа, и разделение его страданий. Петром сформулирована очень важная мысль: «…страдающий плотью перестает грешить» (1 Петр. 4:1). Эта мысль наряду с другими положена в основу культа страданий. Из числа таких мыслей следует выделить идею о том, что искупление последующих прегрешений все-таки достигается одним только страданием с Христом.

Необходимо подчеркнуть, что сам Павел многократно и тяжко страдал: его бичевали, наказывали палочными ударами, он трижды попадал в кораблекрушения, мучился от голода, жажды и наготы, подвергался опасности при встрече с разбойниками и т. д. К тому же, по некоторым данным, он был тяжело болен и, возможно, подвержен эпилептическим припадкам. Такой его личный опыт не мог не отразиться на его особом отношении к страданию, на ощущении того, что он их претерпел во имя Христа. Это явственно звучит в его посланиях. Я не говорю уже о том, что далеко не все его проповеди находили отклик и одобрение, он часто бывал разочарован в своих слушателях. Но и это, как следует из посланий Павла, не только не поколебало его веру в Учителя, но еще больше привязывало к Нему и толкало на новые страдания ради единения с Ним.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Мифы и легенды рыцарской эпохи
Мифы и легенды рыцарской эпохи

Увлекательные легенды и баллады Туманного Альбиона в переложении известного писателя Томаса Булфинча – неотъемлемая часть сокровищницы мирового фольклора. Веселые и печальные, фантастичные, а порой и курьезные истории передают уникальность средневековой эпохи, сказочные времена короля Артура и рыцарей Круглого стола: их пиры и турниры, поиски чаши Святого Грааля, возвышенную любовь отважных рыцарей к прекрасным дамам их сердца…Такова, например, романтичная история Тристрама Лионесского и его возлюбленной Изольды или история Леира и его трех дочерей. Приключения отчаянного Робин Гуда и его веселых стрелков, чудеса мага Мерлина и феи Морганы, подвиги короля Ричарда II и битвы самого благородного из английских правителей Эдуарда Черного принца.

Томас Булфинч

Мифы. Легенды. Эпос / Образование и наука / Древние книги / Культурология
Голос как культурный феномен
Голос как культурный феномен

Книга Оксаны Булгаковой «Голос как культурный феномен» посвящена анализу восприятия и культурного бытования голосов с середины XIX века до конца XX-го. Рассматривая различные аспекты голосовых практик (в оперном и драматическом театре, на политической сцене, в кинематографе и т. д.), а также исторические особенности восприятия, автор исследует динамику отношений между натуральным и искусственным (механическим, электрическим, электронным) голосом в культурах разных стран. Особенно подробно она останавливается на своеобразии русского понимания голоса. Оксана Булгакова – киновед, исследователь визуальной культуры, профессор Университета Иоганнеса Гутенберга в Майнце, автор вышедших в издательстве «Новое литературное обозрение» книг «Фабрика жестов» (2005), «Советский слухоглаз – фильм и его органы чувств» (2010).

Оксана Леонидовна Булгакова

Культурология