Страдание и его роль в культуре

Отношение к себе есть одновременно и отношение к другим, ко всему окружающему миру. Аналогично отношение к другим есть отношение к себе. Таким образом, Я оказывается в центре всех ориентаций и позиций. Амбивалентные, на первый взгляд, тенденции — нежелание быть самим собой, стремление избавиться от своего Я и «отчаянное» (по Кьеркегору) желание быть самим собой — в сущности соответствуют одной и той же концепции Я. Поясню свою позицию. Нежелание быть самим собой — это попытка отделить от себя какие-то психологические подструктуры, ощущаемые как вредные, ненужные, травмирующие, даже позорные и отвратительные. Такие подструктуры могут быть обусловлены социальным статусом, социальным опытом, межличностной (внутригрупповой) позицией, неприятием лицами другого пола, жизненными катастрофами, особенностями характера, включая акцентуации и психические расстройства, неудовлетворенными потребностями, в том числе духовного порядка, и т. д. В совокупности отношение к таким подструктурам может предощущаться как желание вообще избавиться от Я, во всяком случае в том виде, в каком это Я в данное время существует. Такое желание вполне понятно, поскольку личность может принимать себя лишь при определенных субъективных условиях — если она по собственным ощущениям и представлениям соответствует предъявляемым к себе требованиям, которые, в свою очередь, бывают проекцией отношения других к данному лицу, его межличностной позицией. В случае приятия себя в дальнейшем не исключены внутриличностные противоречия, но они уже не столь болезненны.

Выше я перечислил некоторые наиболее важные, на мой взгляд, причины возможного отчаяния, приводящего к страданию. Нет никаких оснований полагать, что человек не может жить без отчаяния. Другое дело, что истоки его страданий, если они имеют бессознательный характер, ему могут быть неизвестны.

Возможно и такое отчаяние, когда человек готов полностью отречься от себя, а не только отдалить от себя какие-то болезненно воспринимаемые атрибуты. Это, по-видимому, высший уровень отчаяния, глобальное страдание, выход из которого вероятен и путем суицида. По нельзя забывать и того, что многие люди живут, не испытывая отчаяния и больших страданий, в полном ладу сами с собой и со всем миром. Нужно ли ввергать их в отчаяние, чтобы привести к Богу, пообещав иллюзорное вечное спасение?

Нет оснований думать, что культ страдания начинается только с Иисуса. Страдальческая позиция человека характерна для религии вообще, но в разной степени, иногда даже не достигающей уровня глобального культа, как в христианстве. Особое отношение в христианстве к страданию объясняется не только тем, что первоначально эта вера зародилась и начала развиваться в наиболее обездоленных слоях населения, для которых невзгоды и несчастья были привычным и понятным делом. Страдание довольно активно проповедовал иудаизм, из недр которого вышло учение Христа: можно вспомнить многочисленные беды и казни избранного народа. Тем самым постоянно формировались страдальческая позиция людей и, что очень важно, чувство вины у них. Таким образом, люди, можно сказать, с рождения ощущали и даже были уверены, что они в чем-то виноваты, они все время делают что-то не так, как следовало бы, как от них ожидает высшая сила. Чувство вины есть превосходная психологическая база для приятия идеи страдания.

В рамках научной проблемы христианского культа страдания необходимо сказать об отношении этой религии к сексуальной жизни (болезнью первозданного брака назвал эту связь С. Н. Булгаков). Осуждение сексуальной жизни, которая приносит людям радость и является основанием и естественным условием бессмертия человека, в христианстве может принимать самые крайние, даже уродливые и преступные, формы, приводить к нелепым выводам, например, к каким пришел Л. Н. Толстой в «Крейцеровой сонате». Если христианство сексуальную жизнь осуждает, то ее антипод — страдание, наоборот, восхваляет, хотя практически все живые существа размножаются сексуальным путем. Такова природа, но это не снимает вопроса о том, почему христианством все-таки так сурово осуждается сексуальная жизнь.

Думается, что эта принципиальная позиция христианства представляет собой проявление инфантилизма, который наиболее свойствен психопатии вообще и истерической в частности, т. е. религиозное осуждение сексуальной жизни является проявлением инфантильных психопатических тенденций. Полиморфность инфантилизма, как известно в психиатрии, указывает на то, что различные структуры личности претерпевают неодинаковые воздействия и уровень ретардации в них различен.