Страдание и его роль в культуре

Но уже сразу бросается в глаза, что в случаях садизма и мазохизма обращение из состояния «наковальни» в состояние «молота» наступает лишь на исходе начинания. Садизм Северина представляет собой завершение: мазохистский герой, можно сказать, в силу своего искупления, удовлетворив потребность в искуплении, в конце концов, позволяет себе то, что должны были давать ему те наказания, которым он подвергся. В таком контексте страдания и наказания дают возможность вершить то зло, которое они призваны были запрещать[83].

Садомазохизм не часто встречается в криминальной практике. Несколько лет тому назад я обследовал мужчину, который, страдая сексуальной недостаточностью, попросил свою любовницу нанести ему телесные повреждения ради достижения эрекции. Затем, после совершения полового акта, он убил ее с особой жестокостью. Полагаю, что он ощутил себя униженным ею, а потому уничтожил ее как объект, демонстрирующий ему его биологическую несостоятельность как мужчины.

Но в целом я не хотел бы давать однозначно негативную оценку Саду и его произведениям. По-моему, он был глубоко несчастным человеком, несмотря на чрезвычайный эгоизм, а может быть, и вследствие его.

Его желания и влечения были необычны, они выходили за пределы повсеместно принятой морали. Но его не следует называть открывателем чего-то особенно нового, о чем люди до него и не догадывались. О том, что существует жестокость, даже крайняя жестокость, они знали всегда, но Сад показал ее в весьма концентрированном виде, что и произвело столь ошеломляющее впечатление. Не случайно Ш. Бодлер писал, что человеку время от времени следует обращаться к Саду, чтобы видеть человечество в его естестве и понимать суть зла. Не знаю, что именно вкладывал поэт в понятие «суть зла», но Сад, по-моему, не раскрывал ее; из его работ не следует, что она собой представляет, каковы причины зла, он лишь описывал, рассматривал его, иногда с дотошностью хирурга, производящего вскрытие. Природа и детерминанты зла находились вне сферы интересов маркиза (он, кстати, никогда не был маркизом, а был графом), об этом он просто не задумывался[84].

Склонность к жестокости, достигающая уровня потребности, может быть у очень многих людей, которые и не догадываются об этом. Она лежит в глубинах психики как один из способов утвердиться в жизни и побороть размытый, смутный, беспредметный страх. Эта потребность может реализоваться при определенных обстоятельствах, особенно если они дают возможность избежать ответственности. Садисты, которые зверствовали в гитлеровских и ленинско-сталинских концлагерях, могли быть хорошими гражданами и примерными семьянинами. Очень плохо, что и после службы там они, если им удавалось избежать тюрьмы, вновь обретали прежние социальные статусы. Это по большей части те люди, которые обычно не испытывают угрызений совести, что, впрочем, часто характерно для преступников.

Большое внимание садизму как социально-психологическому явлению уделили психоаналитики. Именно они стали рассматривать садизм не в рамках сексопатологии, а в широком социальном контксте.

К. Хорни сосредоточивает внимание на садистских видах отношений, прослеживая их в лицах, которые не испытывают никаких внутренних запретов в выражении своих садистских наклонностей по отношению к другим людям независимо от того, осознают они эти свои наклонности или нет. Способы, с помощью которых садист удерживает партнера в порабощении, варьируются в пределах сравнительно ограниченного диапазона и зависят от структуры личностей обоих членов пары.

Не всякое садистское стремление направлено на порабощение. Садист может находить удовлетворение в том, чтобы играть на чувствах другого человека. Другая особенность состоит, по Хорни, в эксплуатации партнера. Для садиста эксплуатация становится разновидностью страсти, на которую он имеет право, а главным становится переживание торжества от использования других людей. Специфически садистская окраска этой страсти проявляется в средствах, применяемых для эксплуатации. Прямо или косвенно партнеру предъявляются все возрастающие требования, его заставляют испытывать вину или унижение, если он не выполняет их. Природа эксплуатации станет еще яснее, если мы поймем, что одновременно с ней существует тенденция разрушать планы и надежды других людей, вводить их в фрустрацию. Для садизма характерна не скаредность в смысле придерживания или утаивания, а намного более активный, хотя и бессознательный импульс: во всем действовать наперекор другим — убивать их радость и разочаровывать в их надеждах.

Существенна и фиксируемая Хорни тенденция садиста унижать и третировать других людей. Он не только акцентирует внимание на действительных изъянах других, которые он точно улавливает, но и использует экстернализацию (перенос) собственных недостатков на них и таким образом возводит напраслину на этих людей.