Страдания от бессмысленности жизни

Можно ли возродить утраченные традиции и оживить забытые инстинкты? А может быть, стоит согласиться с Новалисом, который утверждал, что к былой душевной простоте возврата нет, ибо лестница, по которой мы взошли наверх, уже упала?

Стремление придать жизни смысл может выродиться в морализаторство, и тогда мораль в традиционном смысле слова вообще исчезнет, потому что рано или поздно мы начнём подменять моральные категории онтологическими: мы перестанем называть «добром» праведные поступки, а «злом» — неправедные; добром мы будем считать всё, что способствует выполнению своего предназначения в жизни, а злом — всё то, что этому препятствует.

Нельзя придать смысл жизни, смысл нужно найти. Процесс выявления смысла сродни восприятию целостного образа, «гештальта». Ещё основоположники гештальттерапии Левин и Вертгеймер вели речь о том, что каждая ситуация в жизни представляет собой задачу, требующую решения. Более того, Вертгеймер считал, что требования, с которыми сталкивается человек в каждой ситуации, носят объективный характер. Об этом же рассуждал и Адорно: «Понятие смысла существует объективно, а вовсе не в идее».

На мой взгляд, различие между выявлением смысла и восприятием «гештальта» заключается в следующем: мы не просто вычленяем какой-то целостный образ из «общего фона», мы получаем возможность обнаружить в реальности какой-то скрытый смысловой потенциал. Всякий раз это происходит по-разному, и каждая такая возможность даётся нам лишь на миг, но если мы хотя бы один раз реализуем этот смысловой потенциал, то обретём смысл навсегда.

Смысл нужно найти, но нельзя выдумать. Выдумать можно лишь субъективный, то есть совершенно иллюзорный смысл, или вздор. Вот почему человек, отчаявшийся найти смысл в жизни, ищет спасения от ощущения бессмысленности либо в иллюзии смысла, либо в абсурде. Если абсурд предстаёт на сцене — на сцене театра абсурда! — то иллюзия смысла возникает под действием одурманивающих веществ, прежде всего ЛСД. Люди, которые одурманивают себя ради иллюзорного ощущения постижения смысла, рискуют упустить из виду истинный смысл и подлинные задачи, которые ставит перед ними жизнь. Эти люди напоминают мне тех подопытных животных, которым калифорнийские учёные вживили электроды в гипоталамус. Всякий раз, когда электрическая цепь замыкалась, животные испытыва-ли половое удовлетворение или ощущение сытости. В конце концов, они сами научились замыкать электрическую цепь и перестали реагировать на реального полового партнёра и настоящую пищу.

Смысл не только нужно, но и можно найти. В поисках смысла человек руководствуется совестью. В общем, совесть можно назвать органом чувств, который отвечает за восприятие смысла. Совесть — это способность улавливать тот единственный и уникальный смысл, который таится в каждой ситуации.

Совесть — это свойство, присущее только человеку. И будучи сугубо человеческим свойством, совесть, как и всё в жизни человека, несёт на себе печать бренности. Кроме того, совесть может направить человека по неверному пути. Более того, до последнего вздоха, до последней минуты своей жизни человек не ведает, выполнил ли он своё предназначение в жизни или ему просто мнилось, что он выполняет своё предназначение. Этого нам знать не дано. Петер Вуст научил нас тому, что «неведение и риск» неразрывно связаны между собой. И пусть бесполезно вопрошать совесть в надежде узнать, удалось ли нам постигнуть смысл жизни, «неведение» всё равно не избавляет нас от необходимости идти на «риск» — следовать голосу совести или хотя бы прислушиваться к нему.

«Неведение» предполагает не только «риск», но и смирение. Коль скоро даже на смертном одре нам не дано узнать, по какому пути — верному или ложному — направляла нас всю жизнь совесть, значит, остаётся лишь смириться с тем, что прав может быть кто-то другой. Я не хочу сказать, что на свете нет правды. Правда всегда одна: но никто не может быть уверен в том, что именно он знает правду. Так что смирение является залогом терпимости, причём терпимость — это не равнодушие, ведь уважать инакомыслящего не значит разделять его убеждения.

В наше время ощущение бессмысленности жизни проникает повсюду. А в такие времена задача образования должна заключаться не только в том, чтобы дать знания, но и в том, чтобы воспитать совестливого человека, способного в любой ситуации уловить суть требований, которые предъявляет ему жизнь. В наше время, когда многие, кажется, уже позабыли о десяти заповедях, нужно воспитывать человека так, чтобы он был способен уразуметь десять тысяч заповедей, зашифрованных в десяти тысячах житейских ситуаций. Тогда собственная жизнь будет казаться человеку осмысленной, и у него выработается иммунитет против конформизма и тоталитаризма, этих двух порождений экзистенциального вакуума, поскольку лишь человек с беспокойной совестью способен противостоять и конформизму, и тоталитаризму.