Страга Севера

– У Хозяйки Медной горы, – объяснил Мамонт. – Она заточила его в свои чертоги на сто лет. А через сто лет он вернется и придет к камню.

Так просил передать когда-то Страга Севера, зажимая рану на груди…

– Через сто лет. – Ее взгляд остекленел. – Как долго ждать…

– Ты не пришла в назначенный день, и Хозяйка взяла его к себе.

– Мне было трудно поверить, – с болью призналась она. – А поверила… стало поздно.

Мамонту вдруг показалось, что Инга умирает: жизнь тускнела в ее глазах, закрывались веки с опаленными ресницами. Он поднял ее на ноги, встряхнул – безвольно мотнулась голова…

– Инга! Инга!!!

– Га-га-га!.. – словно крик стаи гусей, пронеслось над головами.

– Мы пойдем с тобой искать, слышишь? Мы найдем Данилу-мастера!

– Найдем? – чуть оживилась она. – Ты знаешь дорогу к Хозяйке Медной горы? Знаешь?

– Знаю! – Мамонт поднял ее на руки и понес к костру. – Сейчас темнеет… А завтра мы найдем дорогу!

Огонь был разложен возле заповедного камня, и его пламя высвечивало обветшавший знак жизни. Судя по кругу кострища и пеплу, он горел здесь давно, может быть, месяц. Рядом лежала куча заготовленных дров, а на плоском камне стояли закопченный котелок и несколько пустых консервных банок. Видимо, Инга спала у костра, укрываясь прожженным во многих местах верблюжьим одеялом.

Оставив ее у огня, Мамонт нарубил пихтового лапника – благо, что не рядом, сдвинул костер и сделал постель на раскаленных камнях. Когда лапник оттаял и прогрелся, уложил Ингу, накрыл одеялом и до полуночи отпаивал медовым кипятком, грел ноги в волчьей шапке и горло горячим песком, набитым в носок. Она оживала, и когда растаяла льдистость в ее глазах, а взгляд стал осмысленным, медленно погрузилась в сон. Мамонт укрыл ее с головой и сам лег с подветренного бока, ощущая живительное, целебное тепло от горячей хвои…

Обостренный слух улавливал каждый звук, но всю эту ночь в горах кричал только ветер…

На рассвете Мамонт распалил большой костер, разбудил Ингу и просушил ее пропотевшую насквозь одежду. Забота о другом человеке вдохновляла его, стушевывала и притупляла остроту собственных переживаний. Тепло и сон усмирили воспаленное сознание неожиданной спутницы. Она вспомнила о себе и, пока Мамонт сушил одежду, разодрала, расчесала скатанные, давно забытые волосы.

Солнце в это утро вставало без зари, заключенное в радужный ореол, сквозь который прорывались и уходили в космос три тончайших стремительных луча.

– Я – Странник! Ура! – воскликнул Мамонт, ощущая прилив энергии.

Инга вдруг встрепенулась, в глазах ее мелькнула едва уловимая печальная радость.

– Данила говорил, – вспомнила она, озарилась этим воспоминанием, – «Я – Страга, ура!»… Что это значит? А почему ты говоришь – Странник?

– Потому что Данила был Страгой, – объяснил Мамонт, забрасывая на плечи котомку с притороченным к ней одеялом. – А мы с тобой – Странники.

Он вновь сориентировался, выбрал направление к развалам глыб и пошел вперед, пробивая путь в глубоком снегу. Расстояние, которое они вчера пролетели друг к другу, почти не касаясь земли, сегодня одолевали несколько часов. Мамонт обследовал развал, обошел каждую глыбу, отвернул с помощью Инги несколько камней – входа не было…

Он лег на снег, закрыв глаза, попытался в воображении восстановить всю ситуацию и передвижения в тот трагический день двадцать девятого августа. Память сохранила все до мельчайших деталей: кажется, вот тот камень, из-за которого Мамонт стрелял, а там, чуть повыше, в серых курумниках, лежал раненый Страга… В памяти было все, но зимний пейзаж делал приметы однообразными и обманчивыми. Мамонт поднялся вверх по склону и внезапно обнаружил, что ищет не здесь, что нужный развал камней находится много левее и выше, чем этот.

И снова они распахивали сугробы, утопая в жестком, крупитчатом, как соль, снегу. Инга шла за ним покорно и терпеливо, и было невыносимо стыдно обмануть ее надежды. Мамонт в точности повторил весь путь, пройденный им вместе с раненым Страгой, и пришел к камню, под которым был лаз в пещеру.

– Здесь! Сейчас, сейчас… – Он ухватился за край глыбы, налег всем телом, напрягся и потянул на себя. Руки Инги, вцепившиеся в острый скол камня, оказались перед самым лицом, и Мамонт увидел, как из лопающихся волдырей на ее пальцах потекла розовая сукровица…

Они своротили глыбу – под ней оказался сухой и чистый от снега щебень. Не веря своим глазам, Мамонт разрыл, разворошил его руками и сел на снег. Было полное ощущение, что он снова ныряет в воду, бесполезно тычась руками в каменистое дно, а стремительный поток выбрасывает его на поверхность, несет и швыряет на отмель.

Инга сидела, съежившись, и тихонечко дышала на свои пальцы.