Страга Севера

Мамонт едва не задел его, выскочив на тротуар. Не включая света, он помчался к магазину, за углом же круто взял влево – до самых Сокольников можно было крутиться по переулкам, сбивая погоню. Однако если молодцы Арчеладзе уже очухались и подняли тревогу, именно тут и станут ловить вишневый «Москвич». Он развернулся и тихо поехал назад, в Безбожный переулок. На проезжей части уже никого не было. Мамонт прибавил скорости, не дожидаясь зеленого светофора, влился в поток, катящийся по проспекту Мира. Пассажира на заднем сиденье отчего-то корежило – похоже, начинался приступ, а точнее, продолжался. Дара взяла его руку, гладила, приговаривала, убаюкивала, как малого ребенка. Наконец Зямщиц как-то странно, под острыми углами, выгнул ноги, руки и, окаменев в таком положении, заснул.

– Посмотри, – сказала Дара. – Что с ним?

Больной спал, застыв в форме свастики. Через несколько минут мышцы его расслабились, фигура потеряла очертания и на чисто выбритом лице появилось что-то вроде улыбки.

– Это похоже на эпилепсию, – предположил Мамонт. – Через десять минут он проснется.

За эти десять минут они уже были за площадью Маяковского. Зямщиц действительно проснулся и сел, поглядывая в окна с тихой печалью.

– Куда мы едем? – спросил он.

– Туда, где тебе станет хорошо, – отозвался Мамонт.

– Вы хотите сказать, мы едем в горы? – оживился больной.

Мамонт и Дара переглянулись.

– Пока нет, – сказала она. – Но придет время, и мы поедем в горы.

– Это скоро? – нетерпеливо поерзал Зямщиц.

– Скоро, – успокоила Дара. – А сейчас поживешь у нас. Я приготовила тебе хорошую комнату.

– Я буду жить один? В этой комнате?

– Конечно!

– А у вас нет золотых зубов? – настороженно спросил больной.

– Нет, – сказал Мамонт. – Еще не вставили.

– И никогда не вставляйте! – попросил тот. – Скоро будет экологическая катастрофа! Страшнее, чем ядерная! И пострадают все, кто имеет золотые зубы или коронки!.. А вы не станете брить меня насильно?

– Не станем, – заверила Дара.

– И сеансов гипноза не будет?

– Не будет.

Зямщиц помялся, вскинул несколько раз руки, подыскивая слова.

– В таком случае… должен признаться. Я умышленно ударил вашу машину. Никак невозможно было убежать, все время ловят, бьют электрошоком… А я должен привлечь к себе внимание общественности. Меня же прячут!.. Я сразу сообразил: ударю по новой машине – будет скандал. И может, удастся сбежать и заявить о себе в ЮНЕСКО.

– Почему в ЮНЕСКО? – поинтересовался Мамонт.

– Я занимался экологией… Меня знают!

– Теперь можно никуда не заявлять, – утешила его Дара. – Тебе у нас будет хорошо.

– Все равно я должен сделать заявление о грядущей катастрофе, – не согласился Зямщиц. – У меня был текст, но Масайтис отнял.

– Ничего, ты подготовишь новый, – сказал Мамонт. – А я передам его в редакции газет.

Он несколько раз поворачивал в самых неожиданных местах, проверяя, нет ли «хвоста», затем подъехал к своему дому. Дара подхватила больного под руку и повела в дом, как дорогого гостя. Зямщица поместили в комнату на втором этаже, смежную с кабинетом Мамонта. Дара принесла ему напитки и фрукты, однако больной попросил бумагу и пишущую машинку. Он не поддавался уговорам, что следует отдохнуть, собраться с мыслями: им владела жажда спасения человечества.

Арчеладзе уже наверняка доложили, что «Москвич» вишневого цвета похитил и увез в неизвестном направлении Зямщица-младшего. А старший еще раньше сообщил об этом Кристоферу Фричу – он-то знает, где скрывается наследник. Тот, возможно, сам не предпримет никаких мер, да и не может их предпринять, но подключит своего делового партнера – генерала-«пожарника», обязавшегося охранять совместное предприятие. Интернационал никогда не создавал своих структур в том или ином государстве, а весьма умело подключался к существующим и действовал через них, оплачивая услуги. Договор на правительственной даче был тому подтверждением.

Следовало ожидать адекватной реакции. Первым должен взбеситься Арчеладзе, поскольку принял вызов и получил еще одну пощечину. Самолюбивый полковник начнет ставить на уши всех владельцев вишневых и даже красных «Москвичей», ибо ночью все кошки серы. Тем же самым займется и его непосредственный начальник, у которого больше людских ресурсов и возможностей. Проехать по городу на такой машине, тем более с помятым капотом, станет невозможно.

Но именно это сейчас и нужно сделать.

– Ты не хочешь прокатиться по ночному городу, дорогая? – спросил Мамонт, прислушиваясь к стуку машинки на втором этаже.

Она все поняла, потому что с несвойственной ей озабоченностью предупредила, что неплохо бы поехать на зеленом «Москвиче», потому что на вишневом ездить опасно.

– А мне хочется только на вишневом, – закапризничал он.

– Как скажешь, милый, – согласилась она. – Но за руль сяду я!