Страга Севера

На этот вопрос мог ответить лишь тот, кто теперь распоряжался изъятым золотом. Вот кто был нужен Мамонту! А он, этот Распорядитель, существовал в реальном человеческом образе. Это не Кристофер Фрич и даже не его отец, но они были связаны с ним, как, впрочем, и фирма «Валькирия». По логике вещей после разгрома и краха на Урале, после гибели вертолета со всем руководством фирма должна была умереть. А она продолжала жить, будто ничего не случилось, и даже не сменила вывески, не переформировалась. И, судя по переговорам Кристофера с генералом, готовится к новой экспедиции.

Живучесть «Валькирии» говорила об одном: никто не ведал ее истинных целей. Интернационал знал толк в символике, назвав свое детище именем всемогущей и незримой женщины…

– Я отомщу за Валькирию! – вслух сказал Мамонт, увлеченный размышлениями, но Дара не услышала. Откинувшись на спинку сиденья с подголовником, она спала, и лицо ее отчего-то было печальным. Он медленно остановил машину в самом начале улицы Рокотова и облокотился на руль. Он хотел дать ей поспать, а заодно и подремать самому – время позволяло, но едва выключил двигатель, как Дара встрепенулась:

– Прости, я заснула!

– Когда ты спишь, от тебя исходит печальное очарование, – признался Мамонт. – Думал о Валькирии, а смотрел на тебя.

– Это скоро пройдет, – пообещала она. – Я помогу тебе.

К дому номер семь они подходили дворами, держась поближе к стенам. Автофургон стоял на прежнем месте перед детской площадкой, заслоненной деревьями. Запчасти и инструменты были по-хозяйски убраны, двигатель накрыт капотом и куском брезента. Мамонт рассчитывал, что в ночное время на посту может находиться не более двух человек: трем в «морозильнике» было бы тесновато.

Он хорошо представлял, какие чувства могут испытывать наблюдатели, когда объект за окнами квартиры развлекается с дамой. Независимо от их подготовки и профессионализма в подсознание забивается совершенно определенный сигнал, некий звуковой ряд, возбуждающий страсть более сильную, чем вид обнаженной женщины. Нечто подобное Мамонт только что испытал, глядя на спящую Дару…

Скорее всего из автофургона просматривалась вся окружающая территория, и входить в зону видимости было преждевременно. Тем более не исключено, что еще один наблюдатель стоит где-нибудь на лестничной площадке в подъезде дома. Площадь между домами, высвеченная двумя неяркими фонарями на детской площадке да несколькими лампочками у подъездов, была совершенно безлюдной.

– Мне нужно выманить человека из автофургона, – сказал Мамонт. – Но после того, как я подъеду и поставлю машину возле него.

– Хорошо, я выйду вон оттуда. – Дара указала на освещенный подъезд. – Мне будет душно, жарко и одиноко.

– Продержи его пять минут, затем садись в машину.

– А если не отвяжется? – усмехнулась она. – И мне так одиноко…

– Я отвяжу!

Дара ушла с какой-то странной, легкомысленной улыбкой и, обернувшись на углу, помахала рукой. Обходным путем Мамонт вернулся к машине, не скрываясь, открыто въехал во двор и остановился около автофургона. Он запер дверцы, вернее, сделал вид, что запирает, обошел машину, с тоской посмотрел на вдавленный капот и не спеша направился в подъезд близлежащего дома. Неосвещенный стеклянный фонарь подъезда был очень удобным местом для наблюдения. В пятнадцати метрах отчетливо видны задние дверцы фургона, за детской площадкой – окна квартиры номер тридцать пять, темные и безжизненные, а правее – подъезд, куда вошла Дара.

Прошло минут десять, прежде чем на крыльце появилась Дара. Она грациозно встряхнула волосы и, медленно спустившись по ступеням, встала на детской площадке, чуть в стороне от желтого фонаря, мерцающего среди ветвей. Стремительным рывком она скинула плащ и осталась в одном купальнике. Мамонт затаил дыхание: для того чтобы выманить сатанеющих от тоски парней из автофургона, это было слишком…

А Дара сделала пробежку по площадке, едва касаясь земли, потом вскочила на скамейку и стала танцевать. Это было что-то среднее между цыганским и индийским танцем. Ее смуглое тело светилось в золотистом ореоле, искрились летающие черные волосы и взвивались к небу тонкие, гибкие руки. Незримым движением она подхватывала листья со скамейки, и над головой распускала желтый, блестящий фейерверк.

Она напоминала золотую танцующую змейку…