Страх

Участковый гнал лошадь сквозь лес. Гнал, низко склонившись в седле, почти лежа на мокрой, пахнущей потом лошадиной шее. Гнал, стиснув зубы, пересиливая страх. И казалось ему, что из-за каждого куста направлен в него бездонно-черный ствол автомата.

* * *

Райотдел милиции разместился в длинном одноэтажном здании ссудной кассы. С той далекой поры окна были наглухо забраны тяжелыми чугунными решетками. Дежурная часть находилась в кабинете кассира. Комнату пополам делила металлическая сетка с узкой дверью и окошечком для выдачи денег. Дежурный лейтенант в синей выгоревшей милицейской гимнастерке с мятыми серебряными погонами, немецким штыком-кинжалом нарезал сало, слушая рассказ помощника, сержанта.

– Вот я тебе и говорю. Вошли они, значит, в дом. В масках. Трое. И говорят: давай ценности. А тот им: нет, говорит, у меня ничего, все, мол, немцы забрали. Тогда они начали его бить. А один примус стал разжигать.

– А примус-то зачем? – Дежурный ловко подхватил кусок сала, уложил его на краюху хлеба и протянул в окошко кассы.

– Как зачем? – Сержант взял бутерброд, изумленно, словно на ребенка, посмотрел на лейтенанта. – Штык калить…

– Зачем?

– Пытать собрались.

– А-а.

– Вот тебе и а… А дочка хозяйская в другой половине спала, она в окно вылезла и на улицу. А тут машина наша едет…

– Ну?

– Что «ну»? Взяли их. Один, между прочим, полицай бывший.

– До чего сволочи всякой война развела. – Дежурный изумленно закрутил головой и снял с плиты чайник. – Страх, до чего много.

– А то…

Зазвенел телефон, и лейтенант, с неодобрением посмотрев на него, снял трубку:

– Райотдел милиции, дежурный Слепнев. Кто?! Откуда?! Гончак? Чего тебе, Гончак? Что? Да говори ты медленнее, не кричи так, я слышу. Что?! Что ты несешь?! Стой, записываю!

Лейтенант отодвинул кружку с чаем, вытер сальные пальцы прямо о галифе, достал журнал происшествий.

– Диктуй, Гончак. – Дежурный начал писать. – Так… Так… Кто?.. Капелюх… Так… Время…

Часы на стене сипло пробили один раз.

– Понял тебя. Обеспечь сохранность места происшествия. Действуй!

– Что там? – дожевывая хлеб, спросил сержант.

– В Смолах семью перебили.

– Кто?

Дежурный посмотрел на него, усмехнулся и подошел к телефону, висящему на стене, закрутил ручку.

– Товарищ подполковник…

* * *

– Фару зажгите, – приказал подполковник Павлов. Он стоял во дворе усадьбы Капелюха, маленький, мешковатый, больше похожий на бухгалтера, чем на человека, отвечающего за борьбу с бандитизмом в этом неспокойном прифронтовом районе.

Вспыхнул авиационный фонарь, укрепленный на длинной алюминиевой стойке, и осветил двор бледным, мертвенным светом.

Работники опергруппы делали свое дело сноровисто и привычно, сантиметр за сантиметром обшаривая двор.

Из дверей хаты вышла женщина с погонами старшего лейтенанта медицинской службы.

– Что у вас? – спросил подполковник.

– Пострадавшая приходит в себя, касательное ранение головы.

– Остальные?

Врач развела руками.

– Вся семья?

– Да, товарищ подполковник, шесть человек. Даже детей не пожалели.

– Так. Давыдочев! Где Давыдочев? – крикнул подполковник.

– Он в доме, – ответил кто-то.

– Ко мне его!

– Давыдочева к начальнику!

Молодой лейтенант выглянул в окно хаты:

– Меня?

– К начальнику.

Давыдочев подошел, на ходу застегивая воротничок гимнастерки.

– Ну, что у тебя? – Подполковник внимательно посмотрел на лейтенанта.

– Трупы…

– Я знаю, что не цветы. Конкретнее.

– Семья перебита внезапно! Следов борьбы нет. Некоторых смерть застигла в постелях. Стреляли почти в упор. Накрошили…

– Из чего стреляли?

– Из шмайсеров. Гильз много. Пули из стены выковыряли.

Лейтенант раскрыл ладонь. На ней лежали деформированные кусочки металла.

– Еще что?

– Взяты все вещи.

– Что значит «все»?

– Шкафы и комод пустые.

– Как ты думаешь, Давыдочев, много можно взять у крестьянина?

– Не знаю. Наверное, немного.

– Правильно. Возможно, нападавшие что-то искали.

– Явных следов нет.

– Смотрите лучше. А может быть, они нашли сразу…

– Товарищ подполковник! – К начальнику подошел высокий пожилой майор. – Следы сапог обнаружены, размер сорок второй, судя по рисунку подошвы, сапоги наши, армейские.

– След загипсовали?

– Так точно. Вот пачка от немецких сигарет «Каро».

Майор протянул начальнику раздавленную сапогом синюю коробку с золотыми буквами.

– Так. – Подполковник взял коробку, шагнул в свет фонаря, поднес ее к глазам. – Интересно. Вы уверены, что ее оставили нападавшие?

– Уверен.

– Почему?

– У убитого найден большой запас табака-самосада.

– Это ни о чем не говорит. Можно курить и то и другое.

– Не думаю.

– Давыдочев, – повернулся Павлов к лейтенанту, – потерпевшая может говорить?

– Пока нет.

– Срочно ее в город, в госпиталь. Где председатель сельсовета?

– Вот он. – Давыдочев кивнул в сторону сидящего на бревне Волощука.

Павлов пересек двор, подошел к председателю. Тот торопливо начал нашаривать костыли.

– Сидите, сидите. Я тоже присяду. Настоялся. Так как же это, советская власть?

– А вот так! – Волощук выплюнул цигарку. – Я власть до заката. А потом мы на заячьем, извините, положении.

– Кто «мы»?

Волощук, усмехнувшись, недобро хлопнул ладонью по торчащему за поясом револьверу.

– Есть еще оружие?