– И я так думаю. Продукты сейчас – это все. Деньги, золото, ценности. Мы располагаем данными, что в районах ездят какие-то люди, одетые в советскую военную форму, выдают себя за интендантов, скупают у крестьян продукты. Мне кажется, дорогу к банде надо искать в городе. Черный рынок. Понял, Павлов? – Комиссар достал из пачки папироску, постучал мундштуком по коробке. – Мы связались со штабом охраны тыла. Но пока за порядок спрос с нас – с милиции. Ты слышал, какие разговоры после налета в Смолах поползли? Мол, мы поляков и литовцев уничтожаем.
– Слышал.
– Помни, армия есть армия, ей воевать надо. А вооруженный бандитизм – наша забота. Вот за это я с тебя спрошу по всей строгости.
Волощук чистил пулемет. МГ лежал на столе, жирно поблескивая смазанным рубчатым кожухом. Ветер шевелил цветы на подоконнике, шелестя газетой, разложенной на столе.
– Эй, староста! – крикнул кто-то у дверей.
Волощук положил руку на наган, полузакрытый бумагой.
– Войти можно?
– Входи! – крикнул председатель, узнав голос соседа.
Тройский, в простой рубашке поверх немецких форменных брюк, тяжело опустился на лавку, начал скручивать цигарку.
– Ну, Казимир? – спросил Волощук.
– Дай документ, староста. Хочу перебраться к брату в город. Боюсь я. Мой дом с Капелюхом рядом. Они и ко мне придут.
– Документ? – зло сощурился Волощук. – Нет!..
Горбатый Яруга вышел из хаты и долго, приложив ладонь к глазам, оглядывал лужайку, деревню, лес. Село жило своими дневными заботами. Внимательно и долго рассматривал он усадьбу Тройских, пустой дом Капелюхов. Потом, припадая на поврежденную ногу, горбун двинулся к сараю. Открыв тяжелые створки, начал осматривать телегу. Он готовил ее к дальней дороге, смазывая дегтем крепления оглобель и облучка. Потом, найдя в углу кучу тряпья, начал обматывать обода колес. Работал неторопливо, аккуратно.
Закончив с телегой, Яруга пошел на лужайку, поймал стреноженную лошадь. Запряг ее и задами выехал к лесу.
Телега шла мягко, без шума и скрипа, и горбун был доволен.
В лесу он спрятал телегу в кустарник, забросал ее ветками.
Пыля по большаку, влетели в село две машины и остановились на середине улицы. Из кабины выскочил молоденький лейтенант в свежем, необмятом еще обмундировании, потянулся, глядя на солнце, и прошелся, разминая ноги. Он радовался жизни, погонам своим с двумя звездочками, ладным хромовым сапогам.
– Слезай! – нарочито строго скомандовал он. Чувствовалось, что ему еще не надоело командовать и носить на боку тяжелый ТТ.
Затем лейтенант оглядел дворы. Пусто. Только запоздавшие крестьяне торопливо прятались в хаты.
– Лапшин! – крикнул лейтенант. – Организуй помыться.
Лейтенант толкнул калитку, вошел во двор усадьбы.
– Эй, хозяин!
Дом молча смотрел на него окнами, забранными ставнями.
Лейтенант поднялся на крыльцо, постучал. Никакого ответа.
– Товарищ лейтенант, – подбежал сержант, – да они попрятались все. Ребята хотели купить чего или сменять, так разговаривать не хотят.
– Почему? – со строгим недоумением спросил лейтенант.
– Вроде как дикие они. Западники. Католики, одним словом.
– Странно очень. Мы Красная армия…
Сержант пожал плечами.
– Давай мыться, – сказал лейтенант и скинул гимнастерку.
Он мылся, покрякивая от холодной колодезной воды, и никто не обратил внимания на полуразвалившийся дом с красным флагом у крыльца.
С чердака Волощуку были отлично видны машины, моющийся офицер и солдаты. Он напряженно следил за ними, на всякий случай провожал каждого воронено-безжалостным стволом МГ.
Яруга вел лошадь к лесу, похлопывая ее по упругому теплому боку. Лошадь встряхивала головой, косила темно-фиолетовым глазом. Яруга вел ее к кустам у опушки, где хворостом была засыпана телега.
Оглянувшись, Яруга начал разбрасывать хворост. Вот она, телега, смазанная, ладно пригнанная, с колесами, по ободам обмотанными старыми шинелями. Такая не заскрипит, не застучит на кореньях.
Яруга впряг лошадь и за узду медленно повел ее в лес. Он шел тихо, неслышно катилась телега, только лошадь иногда недовольно пофыркивала. Лес был по-осеннему свеж и тих.
А он уходил все глубже в чащу, иногда останавливаясь, прислушиваясь настороженно.
На поляне у кустов стоял покосившийся легковой автомобиль. Яруга обошел его со всех сторон, заглянул внутрь. Достал клеенчатый плащ, осмотрел его, бросил в телегу. Потом вынул нож и срезал кожу с сидений.
Обошел машину, открыл багажник, нашел домкрат, сумку с инструментами, выволок запасное колесо. Потом влез в машину и начал отвинчивать часы на панели.
Солнце уже поднялось высоко, а Яруга все еще блуждал по лесу. Вот тропинка нырнула в кусты, и он повел лошадь по ней.
Потом поднял голову и увидел троих с автоматами. Хотел броситься к спасительным кустам, но за спиной увидел четвертого.
Один из них, высокий, в сапогах, начищенных до матового блеска, в кожаной немецкой куртке, подошел к телеге, взял часы, повертел, бросил обратно.
– Ну что, Яруга, шарашишь потихоньку?
– Я… – Голос Яруги сел, он никак не мог справиться с ним.
– Не дрожи, не дрожи, не тронем. Как там власть новая?
– Ничего пока…
– Не знает она о тебе, а?