– Конечно, Юлиус, конечно. Ты ведь военный. Тебе нужен приказ. Тебе нужна субординация… Дерьмо. – Юхансен ударил кулаком по столу. – Дерьмо! Все дерьмо!
Упала бутылка, со звоном покатились рюмки. Дверь в соседнюю комнату растворилась, и вошла Инга Лаур.
– Здравствуй, Юли.
Она была такая же, как пять лет назад на соревнованиях по теннису в Пирите. И смотрела на Юлиуса так же своими большими серыми глазами.
– Здравствуй, Инга. – У Юлиуса дрогнуло сердце. Совсем немного, но все-таки дрогнуло.
– Ты изменился.
– Возможно.
– Он просто не брит, детка. – Юхансен подошел, обнял Ингу за плечи. – Он не брит, поэтому выглядит мужчиной, настоящим солдатом.
И словно раздвинулись стены, и ночь ушла, и лес, и поле, и проклятое болото за ним. А вместо них увидел Юлиус нестерпимо желтый песок, серые клочья лопавшейся пены и почувствовал ветер, пахнущий свежестью. По песку бежала длинноногая Инга, ветер нес за ней золото волос, и улыбалась она ему одному, Юлиусу.
Воспоминание обожгло и погасло. Длилось всего долю секунды, но, видимо, Инга уловила что-то в глазах Юлиуса или в его дрогнувших у кобуры пальцах. Она мягко высвободила плечи и отошла в угол. Юлиус шагнул к столу, налил еще одну рюмку и вновь медленно, сквозь зубы выцедил обжигающий, нестерпимо крепкий самогон.
В комнате повисла недобрая тишина. Все трое молчали. Внезапно Юхансен вскочил, с грохотом опрокинув стул, и шагнул к комоду.
– Что это? – спросил он, ни к кому конкретно не обращаясь.
Юлиус поднял глаза и увидел странные вороненые полоски, лежащие на комоде.
Юхансен взял их в руки и засмеялся неожиданно звонко и радостно. Он подскочил к столу и начал составлять на пол тарелки, стаканы, бутылки.
– Что с тобой? – недоумевая, спросила Инга.
– Погоди.
Юлиус с удивлением понял, что вороненые полоски – рельсы игрушечной железной дороги. Юхансен скрепил их, и они овалом легли на столе. Потом капитан достал из коробки два паровоза, вагончик и грузовые платформы, домики станций, тоннели, будки стрелочников. Юхансен расставил все это, отошел, с удовольствием оглядывая свою работу, засмеялся.
– Ты видел? – крикнул он Юлиусу.
Тот с недоумением пожал плечами.
Юхансен поставил паровоз, прицепил к нему вагоны, завел пружину, и маленький поезд побежал по рельсам. Он бежал совсем как настоящий, постукивая на стыках, с шумом врываясь в жестяное горло тоннеля. Юхансен сидел у стены и неотрывно следил за бегущим красным паровозиком, и лицо его постепенно разглаживалось, становилось добрым и ласковым.
Вот он нажал пальцем на рычаг стрелки, и поезд побежал по другому пути, мимо станции к горбатому мосту. Он вышел на него и встал, а потом беспомощно начал сползать вниз. Завод кончился.
– Хорошая игрушка, – прогудел вошедший Пыдер. – Я ее обменял на сало. Завтра отвезу внуку.
Он подошел к столу и осторожно начал разбирать железную дорогу. Юхансен взял паровозик, поставил его на еще не убранный кусок рельсов и осторожно толкнул. Красная игрушка пробежала немного и остановилась.
– Ты как ребенок, Генрих. – Инга подошла и обняла Юхансена. – Хочешь опять стать маленьким.
– Маленьким? – переспросил Юхансен. – Вернуться в детство? Нет уж, милая… Детство… Да знаешь, что такое детство у таких, как я? А?.. Это время неисполненных желаний. Время мучений и зависти. У меня не было такой дороги и вообще не было игрушек. Мой отец имел Крест освободительной войны, но все равно он оставался мелким почтовым чиновником. И наша семья еле дотягивала от жалованья до жалованья… У меня не было хороших игрушек, а те, что были, я находил сломанными во дворах… Вам с Юлиусом этого не понять. Только потому, что мой отец лично знал Лайдонера, меня взяли в хорошее военное училище.
Юхансен встал, зашагал по комнате. Лицо его горело, он говорил сбивчиво и зло. Юлиус не смотрел на него, он со злорадством и ненавистью смотрел на изуродованно-сломанную тень капитана, мечущуюся по стене.
– Вот ты, Сярг, ты знаешь, что такое учиться в военном училище на казенный счет? Молчишь. А я скажу тебе. Это плохо сшитое казенное обмундирование, тяжелые сапоги, несколько марок ежемесячно на паршивый табак и девки из фабричных бараков. Ты понял меня?
– Нет, – спокойно ответил Юлиус.
– Конечно, где тебе понять меня. Я помню твою яхту и гоночный двухместный «хорьх». Хочешь, я скажу, какого цвета были на нем сиденья?
– Нет.
– Не хочешь! Да, я завидовал. Всем. Лаурам… Сяргам… Пухкам… Вейлерам! И поэтому я учился лучше всех. Я был первый по тактике и фортификации. Я лучше всех стрелял. Знал назубок устав и слыл прирожденным строевиком. Я кончил училище с отличием и получил право после года службы в войсках поступить в академию. Я получил деньги, и мундир мне шил лучший военный портной. А потом я пришел к Фейшнеру. В самое модное и дорогое кафе. И я был равен со всеми вами. Я – лейтенант Юхансен… Я пил дорогой коньяк и увел с собой самую шикарную девку и спал с ней…
– Ты вызвал меня, капитан, – в голосе Юлиуса сквозила ирония, – чтобы пожаловаться на свою жизнь?