Страх

Поскальзываясь на грязной земле, он направился к Николя Белланже, своему начальнику, капитану полиции, который был на шестнадцать лет моложе его. Еще ребенок. Были времена, когда сам Шарко мог бы стать его начальником, он тогда командовал тремя десятками человек, но та пора безвозвратно миновала. Бывший комиссар сделал свой выбор несколькими годами раньше, добровольно вернувшись к званию лейтенанта и перейдя под начало более молодого, который ему не мешал. Зато ему была глубоко противна необходимость плесневеть в кабинете, руководить расследованиями, даже не пересекаясь с жертвой и не бывая на месте преступления. Но уж такова, к несчастью, участь сегодняшних комиссаров, и именно таким он мог бы стать. Бюрократом.

Полицейские держались поодаль, на опушке леса, в то время как большой, снабженный цепями тягач-ремонтник заканчивал сражаться с вывороченным из земли деревом. Несколько зевак из местных теснились у края тропы.

Николя Белланже пошел навстречу «комиссару» Шарко (его по привычке продолжали величать комиссаром). Они поздоровались, обменялись несколькими словами о буре — по дороге Шарко смог заметить значительные разрушения, — и капитан перешел к сути дела:

— «Скорая» доставила пострадавшую в Крей, в больницу. Она в удручающем состоянии. Крайнее истощение, озноб и так далее. По словам врача «скорой», молочная белизна ее глаз объясняется тем, что она чертовски давно не видела дневного света.

Шарко старался протереть носки своей обуви бумажным платком. В конце концов он бросил это занятие как заведомо безнадежное.

— Похоже, я только зря стараюсь. Если придется туда лезть, я их в любом случае изгажу. — Он указал на четверых людей в форме. — Спецназ?

— Они прибыли первыми, для обеспечения безопасности. Поди знай, что там под землей обнаружится.

Шарко осмотрелся. Буря повредила деревья. Вокруг человек десять участников, разделившись на группки, разговаривали либо курили.

— Жертва заговорила?

— Нет. Пока не способна общаться. Вела себя как дикое животное. Пришлось сделать ей укол успокоительного.

Белланже подозвал лейтенанта Жака Левалуа, члена своей команды, попросил у него фотоаппарат и показал снимки Шарко:

— Вот, это она.

Франк просмотрел несколько фотографий, сделанных между делом, когда женщину грузили в машину «скорой помощи». Настоящий живой скелет в почерневших от грязи лохмотьях. Изможденное, совершенно безумное лицо, а подернутые белой пеленой глаза еще больше усиливали ужас, отпечатавшийся в этих чертах. Шарко вспомнил старый фильм ужасов, «Evil Dead» — «Зловещие мертвецы», и одну из его героинь, одержимую дьяволом. Этой тоже, наверное, лет двадцать — двадцать пять. Ее короткие курчавые волосы были всклокочены.

— Самое главное сейчас — установить ее личность, — сказал Белланже, доставая сигарету. — Разумеется, никаких документов при ней нет. Возьмем отпечатки пальцев, сделаем тест на ДНК, проверим списки пропавших, похожие случаи — все, что возможно.

— Она такая смуглая или это грязь?

— Может, цыганка. Из Восточной Европы или Испании… Тип, похоже, тот же. Надо разослать ее фото по окрестностям и посмотреть, нет ли поблизости какого-нибудь цыганского табора, поди знай…

Шарко мрачно вернул фотоаппарат. На набережной Орфевр они часто имели дело с травмированными женщинами, жертвами изнасилований, побоев, для них это стало почти обыденностью. Но на сей раз они столкнулись с чем-то иным, чудовищным, что выдавали побелевшие радужки несчастной. Эта женщина явилась из-под земли, как выходец с того света.

Раздался оглушительный треск. Метрах в десяти от них поверженный дуб рухнул на землю, увлекая за собой кучу ветвей и более тонких стволов. Завизжала бензопила, разрезая неподатливые корни, потом, после довольно долгого ожидания, полицейским наконец дали сигнал спускаться. Было около 13 часов, солнце сияло в зените, поливая землю смертоносными лучами.

В яме закрепили приставную лесенку. Первыми пошли спецназовцы, экипированные помимо оружия мощными фонарями. Белланже и его люди последовали за ними. Шарко спустился по восьми ступенькам последним, сохраняя спокойствие и стараясь уберечь от грязи свой пиджак. Что касается обуви, то это было уже совершенно гиблое дело. А если уж он чего-то терпеть не мог, так это грязных ботинок.

Белланже отдал приказ, чтобы никто ни к чему не прикасался и не оставлял ни своих отпечатков пальцев, ни прочих биологических следов. Температура упала на четыре-пять градусов. Свет косо проникал сюда только через дыру, оставшуюся от вывороченного дерева, скользил по гладким, явно вырубленным человеком стенам. Очевидно, полицейские двигались по одной из штолен заброшенной каменоломни. Люди из Национального управления лесов утверждали, что этого добра тут полным-полно. В Первую мировую их использовали для укрытия французских солдат.

Штольня позади полицейских оканчивалась тупиком. Они застыли перед грудой пустых консервных банок и бутылок из-под воды. Их тут были сотни. Среди нагромождения жести и пластика попадались и десятки флаконов из-под туалетного гигиенического молочка для кожи. Тоже пустых.