Страх

— У меня назначен прием у врача, так что сегодня тебе придется ехать домой на автобусе. Нужны деньги на проезд?

— Нет.

— Тогда ладно. — Мать высадила ее у ворот. — Хорошего дня.

Вэл пошла в свой класс, не в силах избавиться от ощущения, что другие ученики смеются над ней. Она сидела в углу класса Искусств, зажатая между двумя незнакомыми девушками, которые продолжали бросать на нее недоуменные взгляды. Вэл старалась не замечать их и провела следующие полчаса, делая вид, что ничего не существует, кроме вазы с фруктами, которую мисс Уилкокс поставила перед ней для сегодняшнего урока.

Делая набросок, она краем глаза изучала Гэвина. Он не пытался заговорить с ней, что она восприняла как хороший знак. Однако он улыбнулся ей. Она похолодела от того, как улыбка могла сделать его лицо очень красивым и в то же время таким жестоким. А потом она задумалась, не вообразила ли себе эту жестокость, потому что никогда раньше не зацикливалась на ней.

«Ты должна рисовать».

Просто Гэвин был само очарование. Вэл никогда раньше не встречала такого мальчика, как он: он был очень зрелым, сильным и загадочным — о, и блестящим. Даже сексуальным, призналась она себе. Но что на самом деле она знала о нем как о человеке? За последние несколько недель она провела с ним больше времени, чем с Лизой, и все же знала его меньше, чем Эмили Абернати.

Нет, еще меньше. Что-то, что не предвещало ничего хорошего.

«Не думай об этом. Рисуй».

Ее плод продолжал выходить кривобоким. Она не могла держать руку ровно. Ластик на ее карандаше был стерт до самого металлического колпачка.

Джеймс то и дело бросал на нее недоверчивые взгляды. Познания Джеймса о моде могли заполнить наперсток и еще осталось бы достаточно места для пальца, и Вэл начала беспокоиться, что перестаралась. Если Джеймс заметил, то Гэвин почти наверняка обратил внимание, и, в отличие от Джеймса, знал почему она выбрала такой образ.

Вэл впилась взглядом в рисунок. Глупый Джеймс.

Она вздохнула.

«Нет, глупая Вэл».

Уроки в школе тянулись медленно, как день в чистилище.

Английский прошел не лучше. Эссе Вэл о «Тите Андронике», которое она сделала вместо фильма, миссис Васкес вернула ей, оценив на тройку. Ее тест по «Грозовому перевалу», который они начали читать только на прошлой неделе, принес столь же мрачные шесть из десяти баллов.

Поглощенная мыслями о преследователе и пристальным и недвусмысленным вниманием Гэвина, она не смогла в должной мере сосредоточиться на школьных занятиях. Вэл перепутала цитаты и написала избитый ответ на вопрос, был ли Хитклиф «злым» или «жертвой зла».

Довод Вэл сводился к тому, что Хитклиф не всегда был злым, но он был плохим, и «плохое» спустя какое-то перешло в «худшее», поскольку он постепенно развращался морально отсталой средой поместья, что в конечном итоге привело к его к озлобленности на весь мир.

Учительница посоветовала в следующий раз привести более конкретные примеры и включить цитаты из текста.

Если бы только она писала тест на этой неделе, а не на прошлой. Теперь у нее за плечами имелись более конкретные примеры зла. Она вполуха слушала, как миссис Васкес использовала «Грозовой перевал», чтобы перейти к изучению «Ромео и Джульетты». Она говорила о несчастной любви и испорченных персонажах, настолько не подходящих друг другу, что они не могли быть вместе, несмотря на то, что их тянуло друг к другу, тем самым обрекая свои истории на определенную трагедию. Вэл могла думать только о пяти часах и о том, обрекает ли она себя на неминуемую трагедию. Чем ближе время подходило к пяти, тем больше она начинала подозревать, что так оно и есть. Отправиться к Гэвину домой — плохая идея.

Даже видео о беременности на уроке здоровья (которое заставляло всех мальчиков издавать рвотные звуки, а всех девочек скрещивать ноги под короткими юбками и заявлять, что они никогда, ни при каких обстоятельствах не подвергнут себя такой болезненной и унизительной процедуре, а именно для этого и существует усыновление, большое вам спасибо) не могло оторвать Вэл от ее мыслей, достаточно надолго, чтобы ее затошнило.

«Я идиотка. Надо все отменить».

Но у нее не было его номера телефона — он никогда не предлагал его, а она не спрашивала.

«Почему он не давал его мне? Если бы я что-то значила для него, он бы хотел, чтобы я могла с ним связаться. Ведь даже номер Джеймса есть в моем сотовом».

Автобус высадил Вэл в квартале от ее дома, и она нервничала всю дорогу. Проходя через дверь, она мельком взглянула на себя в зеркало в прихожей и поморщилась, раздумывая, не переодеться ли ей во что-нибудь менее нелепое. Но тогда он поймет, что она сменила наряд ради него, а именно этого она и пыталась избежать с самого начала. Ее лицо в отражении вытянулось.

«Я действительно выгляжу как дурочка. Неудивительно, что все смеялись надо мной».

Она налила себе стакан воды, но не стала пить, и провела следующий час и пятнадцать минут, расхаживая взад и вперед. Ровно в пять часов белый «Камаро» остановился перед домом Вэл. Она написала матери записку на холодильнике, схватила сумку и заперла за собой входную дверь.