Страх

– Что ж, пойдем, – сказала она (это первое, что я запомнил).

– Знаешь, я сниму пуховик, – сказал я – не своими губами, из глубины другого мира, голосом, который не был похож на мой.

– Снимешь в машине. Она рядом, на паркинге.

– О'кей. – (Ненавижу этот дурацкий клекот, его мирный нрав!)

Двери раздвинулись, мы вышли в ночь. Кажется, я заметил пальму, столь нереальную средь асфальта, огней и боксов крытого паркинга (на удивление пустого), что я отчасти даже опомнился. И наморщил лоб. И поглядел вокруг. И снова все забыл. И еще раз опомнился. И поглядел на нее. Но это уже получилось само собою.

– Ты хотел додж, верно? – спросила она.

Очень милый уютный доджик и впрямь стоял с самого краю, у въезда.

– Я хотел… Может быть, – кивнул я.

– Что с тобой? – Она подняла блеклую бровь.

– Не помню, чтобы я хотел додж, – заявил я решительно. – По крайней мере, чтобы говорил об этом.

И внутренне одобрил свой тон. Она улыбнулась.

– Главное, чтобы ты помнил, что говорила я. Да, кстати, пока я тебя ждала, я уже съездила в твой отель – оставить там вещи.

– А-га, – протянул я, что-то соображая. – Это «Буревестник»? Ну-ну. И что ж? Тебя пустили?

– С трудом. «Ах вот как! русский господин запаздывает! Какая жалость! А вы уверены, что он вообще прилетит?» Благо, что я тоже русская.

– Сомнительное благо. К тому же ты украинка.

– Ты уверен?

– Вполне. Койки раздельные?

– Да, спасибо, – кивнула она серьезно.

Она села за руль. Я наконец снял свой пуховик и уложил на заднее сиденье.

– Сколько лет мы не виделись? – спросила она.

Я опять смотрел на нее: мне было трудно сдержаться. Ком в груди нарастал, опадал, нарастал вновь.

– С тех самых пор, – сказал я затем. – С похорон твоей бабки.

Тоня включила дальний свет.

– Кто б мог подумать, – усмехнулась она. – А я делала аборт после Троещины. Впрочем, все вздор, кончено и давно прошло. Ты даже, может быть, не виноват. То есть, я хочу сказать, в том случае. И вообще не виноват ни в чем… Ты хочешь есть?

– Не знаю.

– Хм, я тоже не знаю. Удивительно, что мы здесь.

– Да, – сказал я. – Удивительно.

Шоссе было пусто. Только один раз нас обогнала чья-то машина и зачем-то посигналила нам.

XL

– Это все оттого, что я, верно, плохо веду, – сказала Тоня.

– Ну конечно, – кивнул я. – Ты перешла на другую полосу, но не добавила газа.

– Что? А! Да я не в том смысле. Я плохо веду не машину… Ее я, впрочем, тоже… – Тут она рассмеялась. – Знаешь, достань карту из бардачка. Я здесь уже ездила, но было светло, а до твоего отеля, между прочим, катить через весь город. Тебе это известно?

– Откуда бы?

– Так знай.

Я достал карту. Но это и впрямь было удивительно: я не совсем узнавал Тоню. Она болтала, смеялась, она даже говорила о себе (надо же – аборт! Что-то смутное сжалось во мне), и все это было так просто и в то же время так странно, так не похоже на какую угодно из наших былых встреч, как если б Америка и впрямь была тем светом, новым светом, о котором ангелы донесли Сведенборгу, что мысль и слово там – одно и то же, потому незачем, да и нельзя лгать.

Мы запутались в сложной развязке дорог и всё не могли расстаться с каким-то мостом-поворотом, так что изгибы его бордюра, выкрашенного в зебру, мелькали то слева, то справа от нас. Наконец извилистый съезд (exit) вывел нас в город, который, конечно, давно спал. Впрочем, при разнице во времени и моей задержке в Нью-Йорке уже было давно за полночь. Теперь мы ехали в череде пальм.

– Ну вот, кажется, здесь, – сказала Тоня. – Чертовски, признаться, хочется залезть в душ.

Thunderbird оказался совсем не роскошным отелем, его цена (сто долларов в ночь – американский способ счета) объяснялась только близостью моря – он стоял у самой кромки пляжа – да еще, может быть, парой-тройкой удобств вроде дворика с зеленью (те же пальмы), бурливого джакузи и бассейна с подсиненной водой. Холл, впрочем, был декорирован с вызовом, а кроме того, служители сами отгоняли на паркинг автомобили, потом подводя их к выходу, как кареты в «Горе от ума». Я предъявил портье документ – ту самую «Визу», по которой незримой Аллой был сделан для нас заказ, – и мы прошли к себе.