В общем, потерянное племя разговаривает с немцами, и они начинают ощущать, что что-то не совсем правильно в этих светловолосых, голубоглазых парнях. Те толкуют о расовой чистоте, о превосходстве арийцев, говорят до упаду. Потерянному племени это совсем не нравится, но они идут на это, потому что у немцев есть вещи, которые им нужны.
— Оружие, — сказал я, — туалетная бумага.
— Верно. И они понимают, что где-то там, за пределами леса, существуют люди, которые думают не так, как эти нацисты. Поэтому потерянное племя выдаивает из немцев все, что те могут дать, а потом в один прекрасный день они строят свой собственный самолет, улетают оттуда, устанавливают контакт со старыми добрыми американскими парнями, и после этого все живут вполне счастливо.
Я откинулся назад.
— И такое… безумие маскирует официальную политику?
— Лучше тебе в это поверить. Мы получим от лацертан все, что хотим, а потом поищем добрых парней.
— Шатко, — сказал я. Неужто весь мир управляется психами?
— Но — и в этом суть — только вожди потерянного племени знают о гнусных взглядах на жизнь этих нацистов. А остальное племя не должно ничего знать, потому что…
— Потому что если они узнают, то истыкают немцев стрелами, и тогда больше не будет туалетной бумаги.
Фруки улыбнулся мне:
— Мелким народцем было бы действительно тяжело крутить, если б они знали больше о вещах, в которые верят.
— Догадываюсь, какие возникли бы проблемы, — согласился я.
Он прямо засветился.
— Вот, — сказал он, — я знал, что в конечном счете ты это поймешь.
— С другой стороны, — добавил я, — проблемой может оказаться, когда станет всеобщим знание, что вы сознательно имели дело с людьми, которые заставляют Ивана Грозного казаться матерью Терезой.
Он махнул рукой:
— Э-э, это не проблема. Правительства все время это делают.
Конечно, я это уже понимал. Но по какой-то причине мне все еще было очень печально.
— Значит, тебе хочется создать впечатление высокой морали, не зная в действительности в чем она заключается.
— Черт, да мне плевать на то, что обо мне думают люди, Том. Я всего лишь выполняю свою работу. — Он потер лицо. — Слушай, пойдем отсюда, ладно? А то начнут удивляться, что случилось.
— Люди имеют право знать, что случилось.
— Конечно, имеют, конечно. — Он руками делал мелкие успокаивающие жесты. — Слушай, я же согласен с тобой, Том. В эту религию ты обратился здесь. Но нам надо держать это втихую ради всеобщего блага.
Я просто сидел и смотрел на него.
— Что скажешь? — спросил он. — Так ты на борту?
Я пожал плечами.
Он широко улыбнулся.
— Ну вот, — сказал он. — Пошли, Том, надо выбираться.
— Мне все это совсем не нравится, — сказал я.
— Знаю, знаю. Но, по крайней мере, мы теперь понимаем друг друга, верно?
Я сильно сомневался, понимает ли он меня вообще, но его я понимал слишком хорошо. В мою страну веками вторгались люди, наподобие Фруки. Они приходили потом, когда свое дело завершали солдаты. Бюрократы. Клерки. Безликие мелкие аппаратчики. Люди, которые всего лишь выполняют свою работу.
Мы вышли наружу. Лацертане стояли маленькой группой, почти окруженные морскими пехотинцами, ЦРУшниками и людьми из секретной службы. Все чужаки снова мягко переваливались с боку на бок. Эльжбета, Бартек и все остальные сановные лица стояли в нескольких метрах по одну сторону, со своими собственными морпехами, ЦРУшниками и агентами. Эльжбета перехватила мой взгляд, когда я шел в сторону лацертан, но я просто тихонько покачал головой.
— Бедный Ублюдок, — сказал Глобальное Потепление, когда я подошел к ним, — эта личность информирует, что была совершена оплошность.
— Забудем о ней, — пробормотал я.
— Очень хорошо, — сказал пришелец. — Забыто. Скинхед.
Подошел Брайт.
— Этим личностям надо посетить много других координат, — сказал послу Глобальное Потепление. — Покатили.
Брайт смотрел на меня несколько секунд, а я смотрел на него. Потом я кивнул и увидел, что он расслабился.
— Очень хорошо, — сказал он и посмотрел на одного из агентов секретной службы. — Пошли, Майк.
Весь цирк начал перемещаться через главные ворота на автостоянку, морпехи, агенты секретной службы и ЦРУшники вышли вперед, чтобы образовать широкий коридор между нами и машинами. Я шел рядом с лацертанами; Эльжбета и другие были в отдельной группе позади, но мыслями я был во многих милях отсюда. Я думал только о том, что сказал Глобальное Потепление, и о том, что рассказали мне Брайт и Фруки. Если бы я был начеку, то, наверное, реагировал бы не так, как реагировал на то, что произошло потом.
Вдруг повсюду вокруг меня началась суматоха. Люди завопили, побежали, закричали. А потом наступила тишина, и в это мгновение тишины я услышал, как о бетон ударился тяжелый металлический предмет.
Я оглянулся в поисках источника шума и увидел, как что-то темное размером с кулак катится между двумя ногами Хитрого Кота и останавливается прямо под его скафандром.
Еще крики и вопли, но как бы очень, очень далеко.