Страх и его слуга

– Швабская банда! – рявкнул пятый. Этот, правда, был помельче.

Они окружили нас. Я нащупал под плащом пистолет. Одного я мог бы убить. Еще одного – Новак. Оставшиеся двадцать растерзали бы нас. От пистолета толку не было. Я прикоснулся к чесноку. Правда, эти сербы вампирами не были. Крест? Так они христиане. Крест не спасет меня от рук верящих в Беззубого.

– Гляди, какой у него крест здоровенный!

– И чеснок!

– Защита от вампиров.

– Боишься вампиров, дерьмо австрийское.

– Вампиры обзавидуются, когда увидят, что мы с вами сделали.

Смех.

Они приближались. Медленно, с наслаждением. Я вытащил пистолет. Хоть одного с собой заберу.

5

– По полю Косову, черну полю, полю черному, чернее не бывает…

Все замерли, потом оглянулись. В самом углу, почти в полной темноте, сидел старик. Нас он не видел. Он был слепой. Все, замолчав, уставились на него. На несколько мгновений замерли. Потом первый очнулся и направился в угол, к старику. За ним – остальные. А старик сунул руку в глубокий карман своего кафтана и что-то извлек. Что-то такое, что я не сразу понял, что это.

– Гусле! [4]

– Гусле!

– Гусле!

Они выкрикивали это с восхищением. Гусле выглядели несолидно и были маленькими, размером с ладонь. В огромной руке короткого смычка почти не было видно. Он положил гусле на колени, головку их прижал подбородком и, как мне показалось, начал смазывать струну смолой и дышать на смычок. Присмотревшись, я увидел, что струны вообще не было.

Так, как будто на свете нет никого, кроме него, старик проделывал все это спокойно и осмысленно, окружающие смотрели на него не мигая. Обо мне совсем забыли. Простонал первый звук, и гуслар через нос начал подстраивать свой голос к звуку несуществующей струны, которая завывала так, словно распята. Потом вдруг резко откинул назад голову, на шее у него выступил кадык.

– Спой нам о Косово.

– Как мы потеряли империю.

– Как мы потеряли страну.

– Корчмарь! Налей деду пива!

– Австрийское пиво, дед, самое лучшее пиво! – Мы с Новаком сели за стол возле входной двери.

На всякий случай. Тоже спросили себе пива.

Гуслар испустил протяжный и приглушенный возглас:

– Аааа-аааа! – и тут же продолжил отчетливо и резко: – Сокол полетел, серая птица, от святыни, от Ерусалима, и несет он птицу-ластовицу, то не сокол был серая птица, а то был святитель Илия. Не несет он птицу-ластавицу, а несет книгу Богородицы, он несет на Косово царю, опускает царю на колени, книга царю гласом говорила…

Сербы все теснее обступали гуслара, стояли, затаив дыхание. Глаза их увлажнились. А слепец все быстрее и самозабвеннее причитал или пел, трудно сказать, что именно это было. Мне показалось, что огонь в очаге разгорелся ярче и жарче.

Я наблюдал за своим слугой. Он слушал гуслара напряженно, словно ждал, что произойдет нечто неожиданное, например, изменится размер стиха или место паузы. Но таких неожиданностей в сербской народной поэзии нет и никогда не будет. И пусть даже и такая предсказуемая, эта песня спасла меня от погибели.

Итак, я наблюдал за своим слугой и размышлял о нем. Почему он у меня служит? Не верю я во все эти истории про продажу души дьяволу. Об этом писал один англичанин. Марло, так его, кажется, звали, имя такое противное, прямо произносить не хочется. Ну так вот, кто продает душу дьяволу? Никто. Все те, кто мне прислуживают… э-эх, все они, все давно пропали еще до того, как меня встретили. А во‑вторых, я не покупаю. Я тоже люблю, когда мне что-то дают просто так, от сердца, а денег не требуют. Сколько я уже скитаюсь, стройный, иногда и с чесноком, но никогда еще не встречал такой души, которая мне сама себя предложила, ничего не требуя взамен.

– Любовь, вот что вы ищете, хозяин, – сказал мне Новак, когда я как-то раз рассказывал ему о некоторых своих злоключениях.

– Болван, – ответил я, – любовь найти легко. То, что я ищу, не любовь.

– Как же так, хозяин, – легко найти. Сколько их было, тех, которые ее искали, а не нашли!

– Все очень просто, те, которые ищут долго и многого, вовсе не хотят это найти.

– Это вы прямо сейчас придумали.

– Даже если бы я это придумал прямо сейчас, что тут такого, почему придуманное раньше должно быть умнее чего-то более нового? Ох, люди, вы верите, что мудростью может быть только что-то древнее, а современность способна родить лишь нечто ничтожное.

– А разве это не так?

– Конечно нет. Разве время это такая сила, которая способна былые ничтожные мысли поднять на уровень нынешней мудрости?

Тогда, уж не знаю, почему в связи именно с этим разговором, Новак рассказал мне свою жизнь и то, как и почему покинул Сербию и стал пьяницей. И моим слугой.